Но вот 18 декабря 2006 года за N 230-ФЗ в Гражданском Кодексе РФ законодатель ввел седьмой раздел под названием: «Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации». Сопоставление этого названия со словосочетанием «интеллектуальная собственность» вызывает несколько вопросов и недоумение. Удивительно, насколько точно и правильно законодатель определил объект правового регулирования в гипотезе, и насколько неверно само употребление словосочетания «интеллектуальная собственность» в среде некоторых политиков, ученых и правоведов. Не говоря уже о том, что это словосочетание нередко фигурирует в официальных правовых и научных текстах.
Что вызывает недоумение в данном словосочетании? С точки зрения формально-логических правил данное словосочетание можно сравнить с таким нулевым понятием как «горячее мороженое». Поэтому правильнее будет говорить об «интеллектуальной собственности» как о словосочетании, но не как о научном или правовом понятии.
Если отвлечься от множества значений понятия «интеллект», которое присутствует во всевозможных словарях и энциклопедиях, и принять за основу в этом понятии социально значимую функцию, то интеллект (как и все производные от него понятия) можно определить как мыслительную способность человека. Поэтому формы мышления (психической деятельности), общие для человека и животного, из понятия «интеллект» исключаются.
Если же говорить о более высоком уровне организации мыслительной способности, то он лежит в плоскости диалектики, а значит и идеальности. Само же мышление не существует до или после объективно осуществляемой деятельности, причем не всякой, а только той, в которой только и обнаруживается эта самая идеальная мыслительная способность, способность, благодаря которой происходит разрешение противоречия между сущностью и существованием, между естественно-природным и социально-историческим в человеческом бытии.
А способность потому и является способностью, что проявить она себя может только внутри человеческой деятельности, преобразующей предметную действительность. Продуктом этой деятельности выступают и реально преобразованные предметы природы в предметы культуры, и сама способность осуществлять движение в строгом согласии с логикой бытия этих предметов.
В связи со сказанным выше ничего не остается, как определить интеллект в виде способности активно менять наличные схемы и алгоритмы. Ибо логика предметного бытия сама впервые становится предметом мышления. Но логика предметного бытия существует в самой действительности априорно в виде законов самой действительности, и поэтому не нуждается в социально-правовой регламентации.
Для интеллектуальной деятельности совсем не важно, в какой сфере эти законы проявляются – в природе, обществе или мышлении. Адекватно отраженные человеческим разумом, интеллектом, эти законы оформляются в виде схем, формул, определений, аксиом, правовых норм и т.п. Но сам интеллект, как способность, остается в составе мыслящей личности в виде его атрибута, т.е. неотъемлемого свойства (универсальной мыслительной способности). Уже поэтому он (интеллект) не может подлежать какой-либо стоимостной оценке. Идеальное потому и называется идеальным, что оно не может быть сведено ни к одному материальному предмету или действию. Идеальное лишь выражает всеобщую природу некоторых других материальных процессов и предметов, но не сводится ни к одному из них.
Все выше изложенное касается анализа понятия «интеллект». Теперь попробуем так же коротко охарактеризовать понятие «собственность».
Когда речь идет о собственности, то не имеется в виду собственность вообще: вне разворачивания чисто правового содержания понятия собственности трудно провести анализ соотнесения понятия «собственность» с понятием «интеллект».
Правовое содержание права собственности состоит из трех элементов: права пользования, права владения и права распоряжения. Не надо быть специалистом в области истории права, политической экономии и собственно истории, чтобы понимать, что только мастер при цеховом способе производства мог единолично пользоваться, владеть и распоряжаться производимым им товаром и самой способностью его производить. Но даже в этом случае трудно обойтись без различного рода оговорок.
Но уже при мануфактурном производстве (не говоря уже о современном уровне развития способа материального производства) по мере развития противоречия между общественным характером производства и частным присвоением результатов труда, классическая схема закрепления всех трех элементов права собственности за конкретным индивидом рушится как карточный домик.
И чем больше из производства вытесняется субъективный фактор, чем меньше человек присутствует в производстве как производительная сила (и уж тем более как элемент средства производства), тем больше от титульного собственника средств производства отдаляется возможность представлять в полном объеме все три элемента права собственности. Как бы парадоксально ни звучало, титульный собственник скорее становится экономистом или собственником с кассово-бухгалтерскими и снабженческими функциями, от которых он постоянно «убегает на Канарские острова».
Даже так называемую стоимостную оценку интеллекта осуществляет не он, а эксперт или сам носитель интеллектуальных способностей. Но такая оценка лишь иллюзия, так как оценивается опять же возможный результат экономического эффекта в результате применения интеллектуальных способностей. Чтобы это понять, достаточно кратко провести параллель между понятиями частная и общественная собственность.
Общественной собственностью может быть только то, что в силу только ей свойственного качества может принадлежать всем сразу и никому в отдельности. Именно поэтому она не может быть поделена между индивидами, между частными лицами. Причем именно в силу собственных свойств предмета присвоения общественная собственность может принадлежать всем и никому в отдельности на любой стадии ее возникновения и развития.
Такими свойствами обладает, в частности, наука и, соответственно, всеобщий труд, т.е. творческая деятельность. Наука сегодня все в большей мере вступает в права производительной силы вместо живой рабочей мышцы. Именно тогда, когда наука становится производительной силой, происходит диалектическое снятие («на деле») частной собственности, собственности вообще.
Если следовать логике изложенного, то и частная собственность потому и частная, что в ее основе уже лежат частичные отношения частичных индивидов. В этих условиях разделение деятельности происходит и в науке. Творчество же оказывается эпизодической и случайной формой. Такая деятельность не оплачивается собственником средств производства. Более того, творчество может повлиять на качество работы и разрушить устоявшуюся технологию. Поэтому частная собственность противостоит творческой деятельности. Но движение капитала своей собственной логикой востребует творческую форму. Потому перед ним и возникает задача включить в товарно-денежное движение рынка всеобщий труд, интеллект.
Поэтому и возникает недоумение, когда пытаются объяснить, что такое интеллектуальная собственность и сколько она может и должна стоить, заведомо зная, что интеллект не подлежит стоимостной оценке. О наличии интеллекта только тогда и можно говорить, когда имеется способность разрешать противоречия не по заранее известной схеме, не известным до этого момента способом. Как эту способность можно поделить, увеличить, уменьшить, не ясно. Так же не ясно, как ее можно оценить, если интеллект в выше приведенном понимании, нельзя измерить в килограммах, метрах, пикселях и т.д.
Впервые об интеллектуальной собственности, как об объекте правового регулирования, официально было заявлено в Международной Конвенции, учредившей Всемирную организацию интеллектуальной собственности, 14 июля 1967 году. Видимо, не случайно в данном документе не было дано хоть какое-то определение понятию «интеллектуальная собственность». Было лишь заявлено, на какие результаты деятельности могут распространяться правовые нормы, регулирующие авторские права.
Нет определения понятию «интеллектуальная собственность» и в российском законодательстве, хотя существует Федеральный орган исполнительной власти по интеллектуальной собственности, к которой все же апеллируют некоторые нормы раздела VІІ Гражданского кодекса Российской Федерации. Применение в конкретных нормах словосочетания «интеллектуальная собственность» (ст.1346 ГК РФ) лишь может свидетельствовать о противоречии между гипотезой, вынесенной в заглавие VІІ раздела ГК РФ, и диспозицией конкретной гражданско-правовой нормы.
С.П. Гришаев в учебном пособии по интеллектуальной собственности совершенно справедливо пишет, «что процессы умственной деятельности сами по себе находятся за пределами регулирования правом».[1]
Видимо, не случайно гораздо позже уже в Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений от 9 сентября 1986 г. в какой-то мере термин «интеллектуальная собственность» замещается термином «результаты интеллектуального творчества».
Совсем другое дело, когда имеют в виду профессионалов. Собственность на профессиональные способности возможна, а значит, возможны и тарифные сетки оплаты подобного рода частичного (профилированного) труда.
Исходя из выше изложенных рассуждений, было бы вполне оправданным изъятие из научного, политического и правового оборота словосочетание «интеллектуальная собственность», заменив его словосочетанием «собственность на результаты (продукты) интеллектуальной деятельности».
(Опубликовано в Сборнике докладов и выступлений Второй международной конференции Москва 29-30 ноября 2007 г. «Социология инноватики: социальные механизмы формирования инновационной среды», посвященных 40-летию Московского государственного института интеллектуальной собственности». т. 1 стр. 617-622
[1] С.П. Гришаев. "Интеллектуальная собственность: учебное пособие «. Электронная версия в Консультанте+. Источник публикации: Юристъ», 2004.
