Майданский А.Д. «Ильенков о коммунизме»

Современная гуманитарная академия

Философское общество «Диалектика и культура»

Общественно-политический журнал «Альтернативы»

Восточное Отделение Казахстанского Философского Конгресса (Казахстан)

Александровский институт Хельсинкского университета (Финляндия)

Э.В.Ильенков и проблема человека в революционную эпоху. Материалы XIX Международной научной конференции «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ» (Москва, 20-21 апреля 2017 г.) М., Изд-во СГА, 2017.

Под общей редакцией д.ф.н. Мареевой Е.В.

Редакционная коллегия:

д.ф.н. Лобастов Г.В.

д.ф.н. Мареев С.Н.

д.ф.н. Майданский А.Д.

д.ф.н. Иващук О.Ф.

В сборник материалов включены доклады и выступления очных и заочных участников XIX Международной научной конференции «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ». Тема конференции «Э.В. Ильенков и проблема человека в революционную эпоху». На конференции обсуждались общеметодологические проблемы субъекта истории и противоречивости общественного прогресса, диалектики революционного творчества и преодоления отчуждения во всех его исторических формах. В свете 100-летнего юбилея Октябрьской социалистической революции значительная часть докладов была посвящена исследованию природы современного капитализма, диалектики формального и реального обобществления и противоречий построения социализма в СССР.

Майданский А.Д. (Белгород)

Ильенков о коммунизме[1]

Начну с констатации пары простых – как говорят, «медицинских» – фактов, требующих своего объяснения.

Факт первый. У Ильенкова совсем не много текстов, в которых исследуется современная ему историческая реальность – коммунистическое движение общества, именуемого «реальным социализмом». Всего несколько штук. Гораздо больше Ильенков написал о прошлой истории коммунистического движения и о формировании коммунистического идеала Маркса. Отсюда вопрос: почему о современном социализме – так мало?

Факт второй. Все эти немногие тексты написаны в 60‑е годы. Последними по времени стали письма к Ю.А. Жданову от января 1968 года. С этого момента Ильенков прекратил писать о «реальном социализме» – почему?

Факт третий. Тональность Ильенкова сделалась «ипохондрической». Надежды на лучшее сменились мрачным декадансом. Завершается письмо к Жданову словами: «Вот и впадаешь в пессимизм, особенно, когда устанешь, особенно, когда – оглянувшись – увидишь, как немного сил... Ежели у Вас есть лишняя капелька оптимизму – поделитесь!» [Ильенков: личность и творчество1999, с. 261].

Кто-то может на это сказать: ну, просто черная полоса у человека случилась в 1968 году. Захандрил на время философ, бывает. Полоса действительно была черной, и не только у Ильенкова лично. В августе того года наши танки раздавят Пражскую весну, а с нею – и остаток ильенковских иллюзий. Путь «реального социализма» так резко разошелся с коммунистическим идеалом, что оптимизм у философа иссяк. Причем навсегда. До конца этой, как он выразился, «полосы тухлого безвременья» Ильенков не доживет.

Ну а лично он знавал времена и похуже. Эта черная полоса выглядит просто бледной тенью на фоне тех, что Ильенков пережил в начале «оттепели». После чего надолго угодил в госпиталь и сам себя называл «Едвáльдом». Однако веру в советский социализм не терял – заявлял даже, что, мол, «надо бросить всё и заняться политической экономией».

В том же 1968 году случилась и, может быть, самая светлая полоса в его жизни. Вышла книга «Об идолах и идеалах» и поставлен личный рекорд по числу публикаций (больше десятка). Ильенков защитил докторскую. Пост директора Института философии занял его старый друг Павел Васильевич Копнин. Весной Ильенков впервые приехал в Загорский интернат, познакомился с «ребятками» и, что называется, зажегся темой...

Для ответа на поставленные вопросы надо, во-первых, сказать о коммунистическом идеале Маркса – Ильенкова, а во-вторых, выяснить, в чем именно этот идеал разошелся с реальностью.

Коммунизм, как известно, бывает разный. Иные коммунистические движения и доктрины, по словам молодого Маркса, не только не возвысились над уровнем частной собственности, но и не доросли до нее. Все без исключения коммунисты требуют упразднения частной собственности, однако «общественная собственность» понимается ими очень и очень по-разному.

Для Маркса обобществление собственности – только первый шаг в коммунистическую формацию. Шаг самый что ни на есть простой и естественный: «превращение капиталистической частной собственности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общественную собственность», – если процитировать «Капитал» [Маркс 1960, с. 773]. Описанное превращение частной собственности в общественную осуществляется путем экспроприации экспроприаторов. Этой первичной цели служат 10 мероприятий из «Манифеста компартии».

Дальше же, по мысли Маркса, должен начаться процесс превращения общественной собственности в индивидуальную, каковая и является чисто коммунистической формой собственности.

Перечитаем знаменитую концовку предпоследней главы «Капитала». Коммунизм, будучи отрицанием отрицания частной собственности, представляет собой, цитирую, «индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства» [Маркс 1960, с. 773][2].

Первое, что стоит отметить: общее владение средствами производства – это достижение капиталистической эры. Стало быть, «реальный социализм» обеими ногами стоит в старой эре, т.е. в буржуазной общественно-экономической формации.

Второе: в коммунистическом обществе установится индивидуальная собственность (das individuelle Eigentum) на основе «общего владения» средствами производства.

Отдельные умные марксисты, как Ильенков или Межуев, настаивали, что коммунистическая собственность не общая, а именно индивидуальная, – что этим-то Маркс и отличается от коммунистов-дураков/леваков. Однако их мало кто слушал и слышал (как, впрочем, и самого Маркса).

Коммунистический процесс индивидуализации собственности у нас так и не начался. Дальше экспроприации дело не пошло. Стоит ли удивляться, что внуки тех экспроприаторов остались у разбитого корыта (в которое государство подбрасывает им корочку хлебца насущного) и добровольно посадили себе на шею нового самодержца, с дюжиной друзей юности за компанию...

Не поймите меня в том пошлом смысле, что крах коммунистического проекта был обусловлен какими-то там просчетами Сталина, Мао или Горбачева. Нет, этот был процесс абсолютно закономерный, «естественноисторический», как сказал бы Маркс. Превращение общественной собственности в индивидуальную никак не могло начаться в эпоху абстрактного труда – механического, конвейерного производства, основанного на всё углубляющемся разделении труда умственного и физического. А потому история «реального социализма» и не могла кончиться коммунизмом. Она могла кончиться только крахом. Коммунистическая индивидуализация собственности может начаться лишь на гораздо более высокой ступени развития человеческих производительных сил, чем думалось Марксу и Ленину.

Ильенков несколько корректирует терминологию Маркса. Коммунистическое движение он представляет как переход от формально-юридического обобществления собственности к обобществлению реальному – превращение экспроприированной государством частной собственности в личную собственность каждого индивида.

«В странах, где установлена законом общественная, общенародная форма собственности на все блага культуры, неизбежно встает задача перерастания этой формы собственности в личную собственность каждого члена общества, т. е. социалистической формы общественной собственности (сохраняющей еще от мира частной собственности унаследованное разделение труда, а потому – и деньги, и правовую форму регламентации деятельности, и государство как особый аппарат управления людьми) – в коммунистическую форму собственности, не нуждающуюся уже более в “вещных”, вне индивида находящихся “посредниках”» [Ильенков 1988, с. 109-110].

Ключевое понятие в этой формуле Ильенков подчеркнул собственноручно: разделение труда. Реальное коммунистическое движение – это процесс снятия разделения труда и формирования универсальной, гармонически развитой личности.

Ничего подобного в странах реального социализма не происходило. Шел как раз обратный – притом объективный, «естественноисторический» – процесс углубления разделения труда (и, как следствие, развитие отношений частной собственности). Потому и государство не «отмирало», т.е. не передавало одну за другой все свои функции «человекам», а напротив – всё больше и больше отнимало у человеческой личности.

«Генеральной линией коммунизма остается курс именно на уничтожение государства, как особой сферы разделения труда, как особого аппарата управления», – твердил Ильенков азы марксизма в 1966 году [Арсеньев, Ильенков, Давыдов 1966, с. 280]. – «Коммунизм состоит именно в том, чтобы вообще ликвидировать машинообразные функции... и перейти к демократическому самоуправлению коллектива, состоящего из живых, и притом всесторонне развитых людей», – говорится в подготовительной рукописи Ильенкова к той же работе «Машина и человек» (текст сохранился в архиве).

Два года спустя ему стало ясно, что генеральная линия «реального социализма» – ровно обратная: огосударствление всего и вся вокруг. Вместо социализма «с человеческим лицом» строится социализм машинный. Коммунизм как был бродячим призраком, так им и остался. Под его, коммунизма, маской обнаружился «кибернетический кошмар», которого так боялся Ильенков. «Машина победила человека», – цитировал он строфу из поэмы М. Волошина «Путями Каина» (к слову, «каиновым братством» поэт называл мировой пролетариат).

Вот тут-то у философа руки и опустились, и захлестнула его та самая «ипохондрия» – череда глубоких депрессий, которую он оборвет своими руками десять лет спустя. Однако до того он успел еще сделать очень многое: с 1968 года с головой ушел в психологию и педагогику, в Загорский эксперимент, где практически шлифовались и проверялись принципы воспитания коммунистического типа личности.

Заниматься политэкономией социализма смысла больше не было – строй был обречен. У власти – живые трупы и «всякая нечисть, ничего не забывшая и ничему не научившаяся, только сделавшаяся еще злее и сволочнее, поскольку проголодалась» [Ильенков: личность и творчество, 1999, с. 258]. Дело шло, по выражению Ильенкова, к «топору».

Из видеозаписи интервью академика Б.М. Бим-Бада: «Основное содержание Ильенкова – это молчание... Но в этот вечер он говорил много... Не знаю кому, зачем он это говорил... На кухне был только я. Он говорил для меня. А я потом вздрогнул: “Так что революция неизбежна?!” Он ответил: “Серия революций”. Он предвидел быстрый крах. Предвидел, что тот [первый] крах не будет окончательным, а сил у него уже не было».

Единственным человеком, с которым Ильенков обсуждал судьбы социализма письменно, и даже вступил в полемику, был Ю.А. Жданов. Это ему Ильенков с такой резкостью и откровенностью написал про «ничего не забывшую нечисть». Кого Ильенков имел в виду? Очевидно, сталинскую старую гвардию. Да ведь сам Ю.А. – плоть от плоти ее: инициатор Павловских сессий, сын старшего жреца и зять «корифея всех наук».

До последних дней жизни Жданов-младший печатно и устно Сталина защищал, сваливая все вины на Берию, Лысенко и прочих втершихся в доверие к вождю негодяев (за исключением Жданова-старшего, разумеется). Ильенков же отзывался о Сталине так:

«Сама несчастная диалектика была распята <Сталиным> на кресте четырех черт».

«...О Сталине – в нем сказался действительно “восточный колорит” в дурном смысле этого слова, в смысле недостатка настоящей западноевропейской культуры интеллекта и нравственного облика, – и за это коммунизм заплатил очень дорого».

«Мао Цзэ-дун... во всех отношениях чувствует и сознает себя именно прямым и непосредственным преемником и продолжателем – и в теории, и в практике, – как раз Сталина. А не Маркса, Энгельса и Ленина»[3].

Как видим, Сталин и Мао в глазах Ильенкова – два сапога пара, учитель и его верный ученик...

Как-то раз Жданов прислал Ильенкову свою рукопись по политэкономии, где попытался взглянуть на характер общественного труда при социализме сквозь призму категорий «частичного» и всеобщего[4]. Ильенков одобрил выбор логических категорий и общий взгляд на «нынешнюю полосу» как фазу на пути от формально-юридического обобществления собственности к реальному. Однако начисто разошелся с автором в понимании сути процесса обобществления и требуемых для этой цели экономических реформ. Ильенков настаивал на «открытом признании прав товарно-денежных отношений». На территорию рынка чиновник «не имеет права совать носа», настаивал он. Надобно оградить рынок от государства китайской стеной: «На рынке пусть господствуют законы рынка. Со всеми их минусами. Ибо без этих минусов не будет и плюсов» [Ильенков: личность и творчество 1999, с. 259-260].

Государство же Ильенков именовал не иначе как «Абстрактно-Всеобщим, то бишь мнимо всеобщим», или – «частичностью под маской Всеобщего, возомнившей себя непосредственной всеобщностью». И это – нота бене! – написано о родном социалистическом государстве.

Рьяный государственник Жданов, разумеется, с этим согласиться никак не мог. Как так – удалить государство с рынка? Ради чего тогда Ленин и Сталин огород городили? Какое же может быть обобществление труда, если рынком рулить чиновникам воспрещается?

Жданов понимает обобществление как тотальное подчинение «частичного» олицетворяемой государством «всеобщности». Мечтает о «превращении всей страны в одну фабрику» [Жданов 2004, с. 394]. Про всесторонне развитую личность в ждановских экономических штудиях и не вспоминается. В социалистической экономике главное – планомерность, кооперация и технологическое разделение труда. Вот что такое обобществление. А личность – это где-то там, по ту сторону экономики, в «культуре» (о ней Жданов тоже диалектичную книжицу написал). Личность пусть на досуге себя всесторонне развивает и гармонизирует – в музеи ходит и художественную литературу читает.

Диалектика социализма, по Жданову, состоит в том, чтобы подчинить слепые, частно-анархичные силы рынка – государственной целесообразности, госплану. «Ильенков фактически отрицает эту диалектику общественного бытия», – гласит его строгий вердикт [Жданов 2004, с. 395].

Ждановская «диалектика общественного бытия», конечно, не его персональное открытие. Такой «диалектики» навалом в любом учебнике истмата или политэкономии социализма. Да и иного записного ильенковца чуть поскреби – найдешь истматчика. А то и верного сталинца...

Любое государство – это Абстрактно-Всеобщее, Машина. Как всякая машина, государство – штука полезная, даже замечательная, когда она служит личности защитой от рыночной стихии и всяких прочих угроз. Однако цена этой защиты – превращение личности в винтик, в гражданина Машины. Вот почему Маркс мечтал об отмирании государства. Хорошее государство – мертвое государство. Об этом «марксисты» предпочли забыть, отложить его отмирание на завтра – потому, что сегодня обойтись без государственной машины нельзя. Попросту невозможно.

Проблема в том, что ограничить власть этой мегамашины над живой человеческой личностью можно лишь при помощи другой мегамашины – рынка. Иначе Левиафанов аппетит не унять... Нелепо думать, что Ильенков питал какие-то теплые чувства к рынку. Просто из двух этих машин – государственной и рыночной – он открыто предпочитал вторую.

«Рынок или его полярная противоположность, частичность под маской Всеобщего? Частичность, возомнившая себя непосредственной всеобщностью, или же частичность, честно понимающая, что она частичность и ничего более?»

Ответ ясен из самой постановки вопроса. «Честная» рыночная машина для коммуниста лучше, чем лживое, мнимо-всеобщее государство. У Ильенкова это был горький, но трезвый выбор из двух зол. Однако и рынку дай волю – мало не покажется. Лишь государство может как-то обуздать рыночную стихию. Хитрость разума состоит в том, чтобы найти баланс этих машинных сил, оптимальный для саморазвития человеческой личности.

Нельзя, конечно, считать Ильенкова противником социализма. Наоборот, он был противником той линии развития социализма, которая в скором времени и привела социализм к краху. Трагедия в том, что именно эта линия была «естественноисторической», в то время как прочерченная Марксом линия «отмирания государства» (подчеркиваю еще раз: на данной ступени развития производительных сил) оказалась утопией. В тот момент, когда Ильенков окончательно это понял, он и впал в «ипохондрию» и прекратил заниматься политэкономией социализма.

Литература

  1. 1.Арсеньев А.С., Ильенков Э.В., Давыдов В.В. Машина и человек, кибернетика и философия // Ленинская теория отражения и современная наука. М., 1966. С. 263-284.
  2. 2.Жданов Ю.А. Взгляд в прошлое: воспоминания очевидца. Ленинская теория отражения и современная наука Ростов-на-Дону: Феникс, 2004.
  3. 3.Ильенков Э.В. Маркс и западный мир // Вопросы философии. 1988. № 10. С. 99-112
  4. 4.Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М.: Политиздат, 1960. Т. 23.
  5. 5.Э.В. Ильенков: личность и творчество. М.: Языки русской культуры, 1999.

 

[1]Публикуется при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект № 17-03-00160a «Подготовка к печати неизданных работ Э.В. Ильенкова 60-70-х годов из архива философа».

[2] Русский перевод абсолютно точен. Вот это место в оригинале: «... Das individuelle Eigentum auf Grundlage der Errungenschaft der kapitalistischen Ära: der Kooperation und des Gemeinbesitzes der Erde und der durch die Arbeit selbst produzierten Produktionsmittel»(курсивмой. – А.).

[3]Из материалов архива Ильенкова, которые в настоящее время готовятся к публикации.

[4]Кто-то удивится – с чего вдруг химик по профессии углубился в политэкономию? На это надо заметить, что научные интересы Жданова простирались от микромира до высших этажей культуры, – и всюду, на каждом шагу, им применялись категории диалектики. Ученый люд называл это «бешенством диаматки».

 

Ваша оценка
[Всего голосов: 0 Среднее: 0]

Автор записи: Юрист