Ильенков и Советский марксизм. (Королёв)

Тезисы научного доклада на научную конференцию ХХ Международные «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ» Ильенков и Маркс 19-20 апреля 2018 г. г. Москва.

В. А. Королёв, г. Конаково. к.ф.н.

ИЛЬЕНКОВ И СОВЕТСКИЙ МАРКСИЗМ.

В докладе на Х Ильенковских чтениях в 2008 году С. Н. Мареев высказал свою точку зрения в отношении истории советской философии, которую он выразил однозначно, что она не только не написана, «но её еще и не начинали всерьез писать» (5. стр. 82). Означает ли это, что в советский период не было развития философии? События, произошедшие в СССР в ХХ столетии, даже после их критического осмысливания, все же не позволяют дать формальный и однозначный ответ на этот вопрос. Почему?

Во-первых, на территории СССР философия именовалась как марксистско-ленинская, а в определенный исторический период именовалась даже и как марксистско-ленинско-сталинская философия. Более того, в силу нарастания кризиса в политической сфере современной российской действительности воззрение на философию в форме указанного триединства сегодня вновь реанимируется. Уже только одно это обстоятельство свидетельствовало тогда, и подтверждено современностью, что марксистско-ленинскую философию упорно пытались и до сих пор пытаются идеологи левого спектра в политической структуре общества подогнать под официальную идеологию, существовавшую в бытность СССР, которой обосновывалась существующая практика строительства социализма. При этом однозначно подразумевалось, что имевшая место быть практика строительства нового общества в целом соответствовала историческому и марксизму и ленинизму. И всё это вместе обозначалось, как творческое развитие основополагающих идей марксизма-ленинизма.

Во-вторых, в период формирования собственного идеологического обоснования существующей политико-экономической системы в СССР, существовало практически не осознаваемое, но реально функционирующее противоречие между двумя уровнями (точнее, между двумя сторонами) общественного мировоззрения. В основании одной лежала мощная методология научного познания действительности, воплощенная в логике такого фундаментального труда К. Маркса, как «Капитал», как впрочем, и в не менее значимых иных его трудах. В основании другой стороны общественного мировоззрения прочно покоились нередко ложно истолкованные и схематизированные партийными идеологами материалистическое понимание истории и материалистическая диалектика реального, т.е. исторического, марксизма, но уже под такими именами, как исторический материализм, диалектический материализм и политическая экономия социализма.

Нельзя сказать, что обе стороны (уровни) общественного мировоззрения не пересекались, соответственно, взаимно влияя друг на друга. Пересекались и влияли! Но огосударствленный марксизм-ленинизм упорно претворялся в жизнь посредством мощного партийного аппарата принуждения, чиновники которого, как в низовых звеньях, так и в верхних эшелонах политической власти, меньше всего понимали сущность реального, т.е. исторического марксизма-ленинизма. Реальный же марксизм-ленинизм точечно просачивался в общественную психологию незначительными порциями благодаря непростым усилиям немногочисленных представителей действительно марксистско-ленинской философии.

Самыми яркими из них были и актуально остаются до настоящего времени в качестве связующих звеньев между прошлым и будущим марксизма-ленинизма. Это такие мыслители, как Г. Лукач, М.М. Лифшиц, Э.В. Ильенков и Л.С. Выготский. Последний подавляющим большинством исследователей его творчества почему-то воспринимается как представитель только психологической науки. Сами же представители психологической науки иногда забывают, что психология и есть наука о душе, всегда являвшейся предметом изучения философии. Не забывал об этом сочетании и Ильенков Э.В.

Именно в связи с последним замечанием можно утверждать, что творчество Э.В. Ильенкова и было развитием марксизма. В чем это развитие конкретно выразилось? В детализации самых существенных моментов процесса рождения и функционирования человеческой души (человеческой психики).

Именно потому, что Э.В. Ильенков детально разобрался в механизме рождения и функционирования человеческой психики (человеческой души), привело его к глубокому разочарованию существующей практикой социальных отношений в СССР и, тем более, во всём мире. Это разочарование можно выразить посредством интерпретации Ильенковым мышления (способа функционирования психики), которым до сих пор обладало, и еще долго будет обладать существо, под названием человек. Поскольку, согласно учению мониста Спинозы, мышление является атрибутом субстанции (всей Природы), то «представлять себе мышление вообще по образу и подобию наличного человеческого мышления – его «модуса», частного случая – значит как раз представлять себе его неверно, так сказать, «по модели» его отнюдь не самого совершенного (хотя и самого совершенного из известных нам) образа». (1. стр. 44).

Но это разочарование не было разочарованием человека, который застрял, якобы, в создаваемых им утопиях и иллюзиях по поводу человеческого идеала. Ильенковым (как и Марксом) сам идеал выводился из логики развития реальной действительности, и он видел его контуры, как никто другой из его современников. Ильенков эти контуры по настоящему начал осознавать через призму своей практической научно-педагогической деятельности, поэтому для него человеческий идеал не мог быть плодом его фантазии, оторванной от действительности, от жизни. Разочарование происходящим в СССР и в целом в мире было совершенно по другим причинам. Оно связано с проблемами функционирования института частной собственности в СССР, которую партийные идеологи характеризовали несвойственными для неё эпитетами. Надо сказать, что теоретические предпосылки для существования указанной проблемы все же были, и своими корнями они уходили в марксистско-ленинскую политическую экономию и в двойственную парадигму реальных исторических процессов.

Так, Ф. Энгельс при составлении проекта программы Союза коммунистов в форме катехизиса (в виде вопросов и ответов), на 19-й вопрос: может ли социалистическая революция произойти в одной какой-нибудь отдельно взятой стране, Энгельс с самого сначала однозначно ответил, что «нет» (9, стр. 334). Далее он обосновывал это утверждение, но оставим его аргументы в стороне, которые были вполне логичные и достаточно весомые для того исторического периода, когда они приводились. Но поскольку дальнейшая практика ряда социальных революций существенно подкорректировала это утверждение, то через реальные события конца ХІХ начала ХХ веков и следует осмысливать однозначно высказанное Энгельсом суждение, точнее утверждение.

Основываясь на реальных событиях социалистической революции в России и непосредственно являясь их главным архитектором и прорабом одновременно, В.И. Ленин писал: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране». (4, с. 354) Пожалуй, тогда только один Ленин ясно осознавал, что социалистическая революция не сводится только к захвату политической власти вооруженным путем. После кровавых баталий за политическую власть должен идти длительный и сложный процесс постоянных переходов некоторого количества фактов и событий в их новое качество.

В связи с этим Ленин в главном своём политическом труде «Государство и революция» неоднократно акцентировал внимание читателя на том, что нет и не может быть заранее проложенной колеи движения из царства слепой необходимости в царство подлинной свободы. «Какими этапами, — писал В.И. Ленин, — путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем». (8, с. 99) Поэтому нет ничего удивительного, что споры между идеологами противоположных политических течений до сих пор не утихают. Кто-то ставит в вину Ленину активное содействие им пришествию, якобы, преждевременной социалистической революции в Россию, а кто-то придерживается принципа не применения к истории сослагательного наклонения, доказывая неизбежность наступления социалистической революции именно в России, как самом слабом звене в цепи существующей в ХІХ веке мировой капиталистической системы.

Солидаризируясь с позицией Ленина в главном, могу обозначить свое субъективное отношение к революции вообще и к социалистической революции 1917 года в России, в частности. Если не вызрело, то никакая личность не в силах подвигнуть массы на слом общественных отношений, которые хотя и начинают тормозить ход истории, но еще не исчерпали всех возможных способов для удерживания себя на собственном экономическом, и, соответственно, политическом, фундаменте. Но если экономические и политические противоречия в обществе переступили критическую черту и массы вызрели, чтобы переступить эту черту, то стоит громадных волевых и интеллектуальных усилий бунт масс превратить в организованные революционные действия.

Хотелось бы только добавить, что работа «Государство и революция» Лениным была написана в 1917 году, т.е. еще до октябрьских событий, и уже в ходе гражданской войны и первых шагах по преобразованию общественных отношений Ленин четко определил основные практические шаги, которые позволили бы успешно начать переустройство общественных отношений. Их актуальность сегодня не только не исчезла, но в еще большей степени стала необходимой потребностью в деле установления справедливого общества. Я имею в виду те три задачи, которые неизбежно должно было решать новое общество, хотя до сих пор они так и не были воплощены в той мере, в какой полностью исключили бы всякие попытки реставрации буржуазных отношений в России и в СССР в целом.

И все же, почему стало возможным совершить реставрацию капиталистических отношений в СССР? Остриём здесь может оказаться проблема соотношения таких категорий, как возможность и действительность применительно к практике социалистического преобразования общества на территории СССР. Категория возможность имеет практическую значимость, когда в поле зрения самого активного субъекта истории (в данном случае надо иметь в виду пролетариат) обнаружены и осознаны все существенные элементы, благодаря которым возможность преобразуется в действительность. Возможность их выявления и осознания только потому и становится реальной, что эти элементы уже существовали в обществе объективно, как реально функционирующие фактические обстоятельства. Что это за обстоятельства?

Анализ этих фактических обстоятельств в существенных моментах подверг Э.В. Ильенков в своём докладе «Маркс и западный мир». Сопоставляя отношение раннего Маркса и Энгельса к частной собственности, «которая сливалась тогда и в их глазах с принципом полной и безоговорочной «свободы личной инициативы»» (2. с. 159), со зрелым Марксом, который твердо встал на позиции отрицания частной собственности, Э.В. Ильенков сделал упор на то, что Россия к началу ХХ века еще не доросла до частной собственности, чтобы она могла её полноценно отрицать. Другими словами возможность еще не содержала в себе все необходимые элементы, чтобы потом преобразоваться в действительность посредством революционного переустройства Советского общества.

И сегодня нередко можно встретить кивки в сторону рассуждения Маркса о пагубности коммунистического преобразования общества при недостаточном развитии частной собственности. «Всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере, по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависимости и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него – определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной [IV] простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее». (8 с. 114-115).

Без всякого сомнения, при сопоставлении выше приведенного высказывания Маркса с реальными историческими событиями, связанных с практикой социалистического преобразования общественных отношений в пределах СССР и сфер его влияния на мировой арене, неизбежно требуется если не расширенный анализ самой сущности частной собственности, то хотя бы её всеобще-абстрактное определение. Ведь именно указанная практика стала предметом острых дискуссий и нешуточных баталий по поводу степени эффективности и общественной значимости указанных преобразований.

Полагаю, что в данном случае можно ограничиться определением сущности частной собственности, которое дали Маркс и Энгельс в своем первом совместном значимом труде, под названием «Немецкая идеология». «…разделение труда и частная собственность, это — тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом — по отношению к продукту деятельности». (7, с. 31)

Нет необходимости лишний раз раскрывать суть того, что Маркс и Энгельс подразумевали под разделением труда. Они всегда говорили о разделении труда на две его стороны – умственный и физический. Но ведь труд – это деятельность по преобразованию предметов природы в предметы культуры. Если эти две стороны в деятельности разрывались (отдельно на умственную, и отдельно на физическую), то разрывался на части и сам преобразователь, формируясь в той или иной мере как частичная (частная), ограниченная собственная персона, перестающая себе принадлежать как нечто целое.

Таким образом, главный вопрос, который должна решать любая социалистическая революция – это устранение противоречия между умственным и физическим трудом, но никак не производство товаров и бесперебойное их доставление населению. С этим, как показала практика, блестяще справляется капиталистическая система хозяйствования. Решался ли вопрос по разрешению противоречия между умственным и физическим трудом в бытность СССР и как он должен был решаться? Можно сказать, что решался и не решался. Во всяком случае, процесс разрешения противоречия между умственным и физическим трудом был спонтанным и мало кем-либо осознаваемым, если вообще он хоть как-то осознавался в серьезных теоретических исследованиях.

Как проявлялось разрешение противоречия в СССР, пусть даже и неосознанно? Прежде всего, посредством создания универсального по количеству набора предметного содержания школьных и вузовских программ в системе образования. При этом качество, т.е. методики преподавания каждого предмета в образовательных программах, по своей сути оставались буржуазными. Таковыми они остаются и сегодня, только в еще более худших вариантах. Во-вторых, концентрация всех производственных мощностей и технологических процессов в руках государства была достаточно высокой. Но при этом само государство из рук пролетариата было выпущено в свободное плавание. Как было выпущено из рук пролетариата и управление производством.

А что должен был знать пролетариат, чтобы сознательно управлять и производством и государством? Прежде всего, он должен был жестко контролировать планомерный процесс самоуничтожения себя как класс, и эту контрольную функцию никому не отдавать. И поскольку у Советского общества должны были быть диаметрально противоположные цели в сравнении с целями буржуазного общества, то нечего (пусть читатели извинят меня за очень мягкое выражение) было устраивать догонялки с Западным миром, миром, в котором на первом месте неизбежно могло быть неуемное потребление произведенных материальных благ. Соответственно, в буржуазном обществе было и неуемное накопительство всеобщей формы частной собственности, т.е. денег.

Что значит осуществлять процесс самоуничтожения себя как класс? Это означает только одно, планомерная и неукоснительная передача силам природы самого процесса воспроизводства жизненных средств труда, проще говоря, создание роботов роботами. Не стало бы пролетариата, и как дым испарились бы и их эксплуататоры.

Но вот что является парадоксальным, так это то, что передача силам природы процесса воспроизводства жизненных средств труда, в значительной степени происходила не в СССР, а в экономических границах развитых буржуазных стран западного мира. Что касается деятельности партийного руководства Советского государства, то оно, скорее всего, интуитивно чувствовало, что ускорение этого процесса в производственной сфере, в конце концов, слишком очевидным образом сделает их пятым колесом исторического развития Советского общества. Кстати, осуществить подобную политику и сегодня не поздно, и чем глубже кризис в обществе, тем очевиднее будут проявляться контуры будущей технологии, уничтожающей монотонный физический труд, т.е. собственное основание, фундамент, частной собственности.

Остается только понять, почему Западный мир внедряет в производство технологии, которыми они рубят тот самый сук, на котором, собственно говоря, мир частной собственности зиждется? На это его толкает не только вездесущая в нём конкуренция (борьба частных интересов, проще говоря), но и обязательное ориентирование на прибыль.

Почему-то в обыденных суждениях принято Марксу приписывать высказывание, что для капитала при «300 процентах прибыли нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы». (6, с. 770). В действительности, Маркс привел это (но более полное) высказывание, ссылаясь на работу британского деятеля профсоюзного движения Томаса Джозефа Даннинга «Профсоюзные союзы и забастовки: их философия и намерение», опубликованной в 1860 году в Лондонском журнале «Ежеквартальный обзор». Маркс мог бы усилить это высказывание легко доказуемым даже в его время утверждением, что капитал из-за прибыли пойдет на преступление даже против самого себя, т.е. против условий своего собственного существования, как класса, внедряя на производстве всё более совершенные жизненные средства труда. Но такое «преступление» в отношении самого себя история капиталу простит, а вот преступление партийной верхушки КПСС, которая всячески тормозила процесс уничтожения субъективного фактора на производстве, чтобы окончательно снять на производстве управление людьми, история уже не простила.

Но нынешнее руководство страной пошло еще дальше. Оно ударило по самым корням многовековых устоев Российского общества и его истории. Что это за устои, какова их роль в развитии Российского общества, вопрос сложный и далеко не бесспорный. Но он совершенно не случайно определенной частью общества сегодня поднимается, и ими (этими устоями) их радетели пытаются подменить подгнивающий фундамент современного Российского государства.

Не буду пытаться здесь подробно говорить обо всём спектре специфических вековых традиций Российского общества, но одна из этих традиций была самым надежным связующим фундаментом для общества. Скажу только, что, к примеру, более сильные узы родственных связей между поколениями благостно сказывались на единстве общества и отстаивании его самобытности и независимости. Как, впрочем, эти узы (скрепы) благоприятно влияли и на формирование исторического сознания народа в целом, что и отличает развитые человеческие отношения от менее развитых.

Удар существующей властью по этим скрепам был нанесен не только повышением пенсионного возраста. Этот политический акт лишь жирная точка в цепи предшествовавших иных деструктивных действий, как-то: уменьшение возраста, при котором якобы происходит наступление совершеннолетия; мизерные пенсии, что самым серьезным образом ударило по связям между поколениями и по возможностям их укрепления. К сожалению, общество это оставило без должного внимания и отрицания, и стало возмущаться, когда основная разрушительная работа уже давно была совершена.

Может возникнуть вопрос, а при чём, в данном случае Ильенков и его исследования в области формирования человеческой психики? Так если выводы Ильенкова справедливы и абсолютно верны в той части, что все человеческие способности формируются прижизненно, т.е. в процессе непосредственного общения индивидов между собой, то именно по этому-то живому процессу и был нынешней властью нанесен тяжелейший удар.

Можно сколько угодно оспаривать специфические достоинства людей и общества, которые сформировались на территории России и даже в странах СНГ в бытность СССР, но есть один объективный критерий, который отражает высочайший уровень культуры русского народа. Этим критерием может служить грамматическая и логическая структура русского языка, которая и отражает гибкость мышления, возвышенность чувств и высочайший гуманизм носителей этого языка. И как бы сознательно сегодня его не коверкали, не привносили несвойственные для него идиоматические выражения, сердцевину русского языка вряд ли удастся безвозвратно уничтожить.

Высказанное выше суждение о русском языке может быть одним из весомых аргументов в пользу того, что Россия не так уж и случайно оказалась на рубеже ХХ века единственным центром революционных событий, благодаря которым в известной мере были реализованы цели по социалистическому переустройству общественных отношений.

Мне не понаслышке известно, какие препоны ставятся властью в области научных исследований русского языка в его историческом развитии. И эти препятствия совершенно не случайны. Сам Ильенков настолько виртуозно владел всеми достоинствами русского языка, что вполне можно сказать, что этой реализованной в его трудах способностью он внес уникальный, и пока еще никем неповторимый, вклад в развитии человеческой способности наилучшим образом выражать мышление посредством речи, через речь. И именно эта способность может быть положена кирпичиком в основание дальнейшего развития человеческого мышления.

А пока можно только с некоторой долей скепсиса сказать, что, к сожалению, марксистско-ленинская философия в СССР не стала руководством к действию, она попросту не была положена в основание именно осознанного переустройства общества на гуманистических началах. И мир по-прежнему продолжает развиваться, и, по всей видимости, еще долго будет развиваться в тесных рамках слепой необходимости, в чем марксистско-ленинская философия абсолютно неповинна. Но в то же самое время нет ничего парадоксального в том, что именно Советская действительность с её противоречиями, а никакая иная культура в ХХ веке, могла совершенно не случайно породить такого глубокого мыслителя и философа, как Э.В. Ильенков.

Использованная литература: