Королёв Владимир Александрович,
кандидат философских наук
адвокат.
Текст статьи подготовлен для доклада на ХХⅠV Международной научной конференции «Ильенковские чтения» — «Э.В. Ильенков и методологические проблемы политической экономии», организуемое совместно с Российским философским обществом «Диалектика и культура», Центром современных марксистских исследований философского факультета МГУ и Восточным отделением Казахстанского философского Конгресса — (Казахстан, Усть-Каменогорск) 8-9 апреля 2023 г. на платформе ZOOM.
ПСИХИКА, МЫШЛЕНИЕ И ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ.
По моему мнению, такие понятия, как «психика», «мышление» и «искусственный интеллект» для определенного уровня организации живой материи и в определенных отношениях вполне можно рассматривать как взаимно определяемые, а то и взаимозаменяемые понятия. Так это или нет, в этом необходимо разобраться, поскольку для понимания того, что же происходит сегодня в мировом сообществе, потребность в осмыслении перечисленных категорий всё больше приобретает практическое значение.
Для обоснования вышеприведённого утверждения полагаю целесообразным начать исследование с анализа такого понятия, как «искусственный интеллект». Именно на это понятие сегодня нанизываются все существенные противоречия современности, и именно в современной действительности словосочетание «искусственный интеллект» встречается чуть ли не на каждом шагу. И именно за это понятие, как за ширму, политтехнологи вольно или невольно прячут фундаментальное противоречие, порожденное исключительно самим человечеством.
Какая-то часть людей на «искусственный интеллект», как они его понимают, возлагает, не без основания, радужные надежды. Безусловно имеется в наличии и те, которые вбрасываемые в средства массовой информации варианты использования того, что является продуктами искусственного интеллекта, пугает и поэтому, тоже не без основания, омрачает многим их представление о перспективах ближайшего будущего всего человечества, связывающего информационное поле с тем, что является лишь продуктом искусственного интеллекта.
В мировом сообществе не мало и таких людей, которые полагают, что они якобы отстоят в стороне от всех тех, далеко нешуточных, как теоретических баталий, так и реальных событий, которые разворачиваются вокруг чересчур замысловатого по мнению большинства людей понятия, узнаваемого сегодня всеми по аббревиатуре ИИ (искусственный интеллект) или AL (Artificial intelligence).
Но будет ли соответствовать истине допущение такого факта, что будто бы есть на нашей планете индивиды, которые вообще не имеют и не могут иметь никакого отношения к тому, что должно пониматься под искусственным интеллектом? Именно должно пониматься, а не понимается с точки зрения повседневного, т.е. обыденного представления о нём, сформированного на основе заведомо ложной информации о сущности искусственного интеллекта. Чтобы ответить на этот вопрос, для начала очень важно осмыслить такую категорию как «интеллект».
Что касается слова «искусственный», то полагаю здесь как будто бы не должно существовать объективных причин для возникновения непреодолимых затруднений для его понимания. Хотя так может показаться только на первый взгляд. Прибегну к толкованию слова «искусственный», которое дано в исправленном и дополненном толковом словаре современного русского языка Д.Н. Ушакова 2014 года издания — «Искусственный, сделанный наподобие настоящего, природного».[1]
Смею заметить, что словосочетание «наподобие природного» в этом толковании понятия «искусственный» имеет существенное и далеко не второстепенное значение. Почему? Да только потому, что сразу возникает вполне логичное предположение, что должно быть нечто такое, что является противоположностью искусственному. Ответ напрашивается сам собою, что противоположностью искусственного может быть только естественное, т.е. природное. Соответственно, если допускается искусственный интеллект, то должен быть и естественный интеллект, который почему-то не становится предметом достаточно пристального внимания и изучения в отличии от явно тенденциозного и нарочито искажённого интеллекта искусственного. Поэтому не может не возникнуть хотя бы на уровне праздного любопытства потребность обнаружить в самой Природе интеллект именно как принадлежащий ей (Природе) атрибут (т.е. неотъемлемое свойство), либо опровергнуть у неё его наличие.
Одним из указателей, который ориентирует исследователя истины, является этимология слова, позволяющая добираться до первоначального смысла слова. Но попытки раскрыть истинный смысл слова «интеллект» при использовании существующих этимологических словарей, в который вместилась бы «вся» и в то же самое время безграничная Природа, как раз таки ни к какому вразумительному его пониманию не приведут. Напротив, любые подобные попытки могут загнать ищущего истинный смысл слова «интеллект» в тупик из-за неразрешимых формально-логических противоречий.
Может возникнуть вопрос, а для чего обращаться к этимологии слова «интеллект», если заведомо объявляется, что вразумительного ответа не получить через этот способ исследования понятия? Из вышесказанного должно быть очевидно, что понятие «интеллект» должно в себя включать всеобще-абстрактный признак, который был бы присущ как неживой, так и живой природе в любой форме её организации. Поэтому вполне оправданными будут попытки из всех существующих и возможных этимологических вариантов слова «интеллект» вывести его основной вектор, который может привести к собственному контуру этого понятия, внутри которого и проявится его всеобще-абстрактный признак.
Однако любой прагматик, которыми сегодня планета чрезмерно перенаселена, обязательно задастся вопросом, а для каких практических целей нужно обострять в обществе проблему понимания такого рабочего инструмента ума, т.е. мышления, как интеллект? Какой никакой, продолжит рассуждать прагматик, а интеллект как будто бы и так есть у каждого человека, и определенным интеллектом обладают не только высшие животные, но и более низшие виды живых существ, а посему нет никакого смысла по этому поводу теоретизировать. А если учесть, что достаточно широко распространены взгляды на Природу, как на то, что обладает разумностью (анимизм, ноосфера Вернадского, гилозоизм натурфилософов, антропоморфизм в мифологии, религии и искусстве, естественная телеология и т.п.), то попыток обосновать или опровергнуть это свойство Природы, как присущий ей атрибут, не избежать.
На наличие высокого интеллекта или на наличие интеллекта вообще претендует практически каждый человек. Но следует заметить, что ничтожно малое число людей сможет вразумительно объяснить, что есть такое интеллект. В таком случае непонятно, на что претендует большинство людей, причём не понятно, как этому большинству, так и всем тем, кому это большинство пытается доказать наличие интеллекта у каждого человека. Оставим на потом наличие интеллекта в неживой природе, задержим наше внимание на проявлении интеллекта в социальной организации жизни.
Не секрет, что не мало среди людей тех, кто практически демонстрирует завидные образцы проявления интеллекта при разрешении тех или иных проблем, которые являются уделом их повседневных забот. Но при этом у таких людей не возникает по разным причинам необходимость или потребность делать эту способность предметом теоретизирования.
Чтобы было ясно, о каких людях идёт речь и каким образом у них проявляется эта способность, достаточно обратиться к самому известному широкой публике произведению Артура Конан Дойля «Приключение Шерлока Холмса». Иллюстрируя в своих литературных произведениях достаточно яркие образцы проявления логического мышления, тем не менее сам Конан Дойль так и не стал теоретиком в области диалектической логики, предметом изучения которой, наряду с другими категориями, является и интеллект. Более того, писатель и врач по образованию Конан Дойль в последние два десятилетия своей продолжительной жизни стал активным сторонником и пропагандистом идей спиритуализма.
Откровенно говоря, в этом факте, к сожалению, нет ничего удивительного или неожиданного. Указанный факт лишь подтверждает, что проявление у индивида развитого интеллекта, понимаемого ещё и как логическое мышление, в конкретной области деятельности или даже в конкретных жизненных ситуациях, ещё не означает наличие у него развитой способности выводить из своего личного опыта общетеоретические обобщения, т.е. выявлять объективные закономерности, проявляющиеся как в самой реальной действительности, так и в самой мыслительной деятельности.
А может быть это и к лучшему, поскольку большинством людей на практике очень часто осуществляется далеко небезопасное механическое экстраполирование обнаруживаемых закономерностей в конкретной деятельности (или в массе конкретных случаев) на всё остальное многообразие материальных явлений, как в природе, так и в обществе. Не критическая, т.е. чисто механическая экстраполяция выявленной закономерности на все остальные чисто внешне схожие варианты событий в будущем и есть действие по формальной аналогии. «Разумеется, аналогия не доказательство».[2] И в таких случаях неизбежно возникают опасные заблуждения, которые в подавляющем большинстве случаев как раз таки и не расцениваются в качестве заблуждения теми, кто часто использует аналогию в качестве основного инструмента собственного мышления. Некритическое отношение к любой закономерности у человека проявляется чаще всего и тогда, когда он безоговорочно доверяет своей интуиции. Но она, как известно, склонна, и довольно-таки нередко, подводить того, кто чрезмерно на неё полагается.
Так что же такое интеллект, если даже интуиция, являющаяся продуктом индивидуального практического опыта, в нём занимает сомнительно почётное место, да ещё и не редко проявляет себя как далеко нескромная родственница, которая зачастую норовит полностью заместить собою интеллект?
Попробуем для начала освободиться от магической мантии самого слова «интеллект», для чего полагаю вполне достаточным произвести морфемный анализ этого слова по его составу. Итак, в его основе лежит корень «тел», что в греческом языке означает «воля». «Лект», но уже в латинском языке, означает слово «читать». И, наконец, приставка «ин» в латинском языке в нашем случае, т.е. в слове «интеллект», используется, вероятнее всего, как отрицательная частица «не». При таком смысловом содержании каждого элемента в слове «интеллект» в существующей их последовательности делает бессмысленными какие-либо попытки трактовать все три элемента в их единстве, о чём выше уже было заявлено.
Разбор этого слова по составу усложняется ещё и тем, что во всех толковых словарях слово «интеллект» даётся в достаточно широком диапазоне его значений: ум, рассудок, разум, мыслительные способности человека, что в общем-то мало вяжется со всеми элементами в составе слова «интеллект». При этом интеллект, если его понимать как ум и рассудок в собственном значении этих понятий, то его наличие можно обнаружить у многих видов животных. «Нам, — пишет Энгельс, — общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно, также абстрагирование (родовые понятия у Дидо[3]: четвероногие и двуногие), анализ незнакомых предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае хитрых проделок у животных) и, в качестве соединения обоих, эксперимент (в случае новых препятствий и при затруднительных положениях)».[4] Но при любом раскладе всех значений слова интеллект, указанных в различных словарях, и исходя из сложившегося представления о нём в обыденном сознании, можно утверждать, что наличие интеллекта так или иначе указывает на степень развитости психики у живых существ. Однако тут же возникает логически закономерный вопрос, а что есть такое психика, если интеллект органически с нею связан, но она (психика) присуща только животным?
Надо признать, что на сегодняшний день наука так и не пришла к единому определению что́ же в действительности есть такое психика или что́ есть такое душа, как её продолжают обозначать в сложившейся традиции как то́, что́ неким образом отлично от тела. Да, уважаемые читатели, психика и душа – это два слова, обозначающие один и тот же феномен, так и не нашедший своей определенности, т.е. не знающий своих собственных границ (начала и конца). Но есть ли границы проявления психического вообще, вот в чём не только теоретическая, но и реальная практическая проблема, с которой сталкивается ежедневно всё человечество. А сталкивается оно с этой проблемой в ежедневном (а то и в ежеминутном) превращении вещей и явлений Природы в мысль (распредмечивание) и превращении мысли в предметы и явления культуры (опредмечивание) в процессе предметно-преобразующей (трудовой) деятельности. А о вторичном и последующих процессах распредмечивания предметов культуры и их опредмечивании, в данный момент говорить нет необходимости.
Э.В. Ильенков в статье «Становление личности: к итогам научного эксперимента», опубликованной во втором номере журнала «Коммунист» в 1977 году, определил ядро психики вообще, т.е. общую для всех уровней организации живой природы (исключая, конечно, растения) как функцию в виде поисково-ориентировочной деятельности. Именно деятельности, а не поведения, как бы на первый взгляд это не показалось странным. Ведь поведение – это когда что-то кого-то куда-то ведёт, а деятельность – это когда то́, что́ ведёт, делается (конструируется) самой активностью субъекта.
Сложно? Не то слово – очень сложно! Но человек так и не поймёт, что есть такое душа вообще и его собственная душа (психика), если не будет пытаться распутывать в ней многочисленные узелки, каждый из которых и все они вместе взятые по своей сложности и запутанности несоизмеримо превосходят известный ещё с глубокой древности знаменитый гордиев узел. И, как показывает всемирная история, как и жизнь каждого человека, меч (иначе говоря, насилие, которое при распутывании гордиева узла применил Александр Македонский) достаточно сомнительный способ в деле распутывания ансамбля психических (душевных) узелков.
Почему речь идёт не о нервных узелках во всём организме и даже не о синаптических связях нейронов мозга? Во-первых, природа все узелки причинно-следственных связей между живой и неживой природы уже завязала и продолжает вязать без нашего участия и подсказок ей, и связала так, что стала возможна сама жизнь, и соваться в её творчество далеко небезопасное дело. Во-вторых, должен сказать (и не первый раз), что осуществляемая деятельность в виде поиска пищи, как и поиска благоприятных факторов для жизнедеятельности в среде обитания того или иного вида живых существ, а также действия, направленные на ориентирование собственного движения тела к оным, ещё не есть то, что можно было бы назвать психикой в её собственном смысле слова. Другими словами, по моему глубокому убеждению, правильнее было бы сказать, что поисково-ориентировочная деятельность – это скорее результат психической деятельности, но не совсем сама психическая деятельность, не сам труд души.
Последнее утверждение ни в коем случае не означает, что происходящие физиологические процессы внутри живого организма, в том числе и внутри мозга, никак не связаны с тем, что можно обозначить как психическая деятельность. Связь, конечно же, есть, но сводить физиологические процессы к психической деятельности и уж тем более выводить из них психическую деятельность, было бы не совсем правильным действием. Отождествлять физиологические процессы, происходящие в живом организме, с психикой это всё равно что допускать наличие в анатомии и физиологии живого организма раз и навсегда «встроенные пусковые механизмы», которые чуть ли не автоматически задают способы передвижения живого тела в пространстве и во времени, т.е. в среде его обитания. Такое отождествление очень серьезное заблуждение и неизбежно приводит к рассуждениям, которые были характерны для механистического материализма в философии Нового времени.
Но для того, чтобы этот предполагаемый или чисто теоретически допускаемый «встроенный пусковой механизм» был эффективным и никогда не давал сбои, для этого сама среда обитания должна быть постоянной и неизменной, т.е., по сути, нужно допустить существование пространства без времени. Такое допущение является абсолютно антинаучным хотя бы уже только потому, что в строго научном понимании время и есть ни что иное, как всякие изменения материи, т.е. не только её чисто механическое перемещение в пространстве, а любые изменения в материальном мире и есть движение (физические, химические, биологические и социальные), т.е. движение и есть единственный и универсальный способ существования материи наряду с протяженностью. При этом важно не забывать, что движение абсолютно(!), покой же может быть только относительным. Но и движение и покой в их функциональной связке ведут к тайнам естественного интеллекта.
По сути, покой в естественно-природных условиях и есть объективно самореализующаяся самоидентификация вещи и удерживание формы. При этом форма есть ничто иное, как способ воспроизведения содержания вещи, т.е. всех её существенных элементов.
С другой стороны, практически подавляющее большинство биологов, зоологов и уж тем более этологов, с уверенностью (и не без основания) будут утверждать, что каждый вид животного является частью природы, вернее неотъемлемой частью той экологической ниши, внутри которой конкретный вид животного способен обитать. А экологическая ниша – это относительно устойчивая среда обитания, формирующаяся сотни тысяч, а то и миллионы лет. Поэтому любой особи того или иного вида животных не требуется постоянно заново изобретать способы поведения, т.е. способы жизнедеятельности, как и не требуется изобретать, приобретать и изготовлять «пусковые механизмы» для этих способов, поскольку они с рождения определенным образом как бы встроены в морфофизиологию тела каждой особи.
Встроены-то они встроены, но только ли в организм особи или вида, поскольку без внешних обязательных (необходимых) условий для функционирования этих «встроенных» в организм любой особи «пусковых механизмов» (в некотором роде, безусловных рефлексов при наличии соответствующих рецепторов), они будут постепенно атрофироваться и исчезать. Есть функция – есть орган, нет функции – орган атрофируется. Функция (в строгом значении этого понятия) порождает и развивает тот или иной орган, а не наличный орган сам по себе порождает его функцию.
Маленькая ремарка. Читатель наверняка заметил, что слишком много привычных слов требуют раскрытия или переосмысления их смысла, соответственно, и понимания этого смысла в контексте конкретных связей и отношений между различными элементами действительности. Получается, что если не понятен смысл, то чаще всего используется набор не связанных между собой слов в речи, т.е. такая речь, чаще всего, бессмысленная, хотя внешне может показаться вполне красочной, поскольку в неё вкрапливают мудрые высказывания великих мыслителей, научные шаблоны, уместный и неуместный юмор, а то и просто ёрничанье и т.п. И именно такая речь собирает толпы обывателей вокруг того, кто её произносит. Но оставим в покое иллюзии и заблуждения обывателя, которые рождаются в процессе говорения, и продолжим рассуждать дальше.
Внешние необходимые условия (элементы действительности), которые являются важными для функционирования «пусковых механизмов» внутри особи в среде её обитания, или всего вида того или иного животного, расставлены в виде сложной паутины. Здесь, кстати, будет уместным сказать несколько слов о паутине для понимания органической связи внутренних и внешних факторов в поведении и деятельности живого организма.
Паук вне паутины, встретившись с мухой, станет от неё убегать, внутри паутины муха становится добычей паука. Якобы внешний на первый взгляд фактор (паутина) даёт внутренним механизмам (рецепторам) паука цепочку сигналов для осуществления деятельности по консервированию мухи, оказавшейся в паутине. Получается, что для паука паутина не совсем внешний фактор, она является неотъемлемым элементом целостности организма. Примеров органической связи внутреннего и внешнего, т.е. организма особи животного со средой его обитания, можно приводить неисчислимое множество.
Не трудно представить, насколько запутана всемирная сеть (интернет) в информационном поле всего человечества по сравнению с природной сетью паука. Но в интернете отражаются связи, существующие не только в обществе, но и в Природе. А вот и то, и другое охватить и отразить во всей полноте посредством даже самой совершенной системы микросхем, при этом не запутавшись, невозможно. А запутавшись, «пауки» (совокупный коллектив айтишников и заказчики их продуктов) сами легко превращаются в жертву, поскольку о всякой совокупности причинно-следственных связей можно говорить как о системе, если в ней присутствует не только алгоритм (строгая последовательность), но и если она характеризуется завершенностью, законченностью, которая неизбежно и постоянно будет натыкаться на незапрограммированные, а, значит, непредсказуемые и бесконечные особенные случаи в деятельности каждого индивида, различных социальных групп, всего общества, как, впрочем, и в функционировании (движении) особенных случаев в природе, пусть даже и в её пространственно-ограниченной определенности.
Самоорганизация Природы, самотождественность каждой вещи в ней (как неорганической, так и органической) обусловлены как внутренними, так и внешними причинами в их диалектической связи. Вот эту-то диалектическую связь каждый раз и в каждом отдельном случае её проявления и познаёт в процессе активного преобразования и природы и отдельных вещей в ней та часть природы, которая своё бытие организует особым, т.е. социальным способом, наталкиваясь то на последовательную, т.е. закономерную самоорганизацию природы и отдельных вещей в ней, то на отклонения от закономерности которым (отклонениям) сопротивляется самотождественность каждой вещи, каждого природного явления и т.д.
Познавая объективные причинно-следственные связи (объективную диалектику), господствующую в природе, воспроизводя их в своей активно-преобразующей деятельности, субъект, таким образом, искусственно и прижизненно приобретает способность действовать в строгом согласии с объективной диалектикой, которой активный субъект приписывает разумность, т.е. естественный интеллект, волю. Для ясности приведу пример, когда зимой проявляются признаки лета, и, к примеру, на снегу можно увидеть комара, весной проявляются признаки «проказницы» зимы, а осенью проявляются признаки весны и т.д., то от того, что происходят эти отклонения, каждый сезон года в целом не перестаёт приходить в положенное ему время, проявляя все свои характерные особенности. Но мы Природе приписываем волю, т.е. её собственную игру (баловство, злой или добрый умысел) при проявлении любых отклонений от познанной нами закономерности.
Изучая эти особенности, субъект (человек, человечество), искусственно развил у себя способность их воспроизводить, к примеру, разгоняя дождевые тучи или наоборот, концентрируя их в определенном регионе. Более того, в отклонениях или даже в хаосе человек научился выявлять объективно существующие закономерные процессы (к примеру, в броуновском движении действует закон, открытый Эйнштейном, т.е. когда при определенных условиях средний квадрат проекции смещения частицы на какую-либо ось пропорционален времени). Ещё раз подчеркну, что эти способности: видеть, воспроизводить естественно-природные закономерности, выявлять в хаосе порядок и т.п., человеку не заданы природой, они развиты им прижизненно. Объективная диалектика перекочевала в субъективные способности, искусственно развитые самим человеком.
Вернёмся к органической природе. На первый взгляд может создаться впечатление, что возникает неразрешимое противоречие между врожденными и благоприобретенными способностями перемещаться в пространстве и во времени. И это якобы абсолютно неразрешимое противоречие пытались разрешить все исследователи живой природы, начиная с древнегреческих философов и кончая современными философскими учениями в области теории познания и теории отражения, как и исследователями в области экспериментальной и теоретической психологии.
И именно это противоречие в ещё большей степени обостряется при наличии того факта, что человек сам стал искусственно творить внешние условия своего бытия, да ещё с такой скоростью, которая набирает обороты по экспоненте. Именно поэтому сегодня совершенно бессмысленно говорить о кардинальной адаптации организма к изменениям внешней среды. При этом, в своей творческой деятельности человек постоянно наталкивается на необходимость, т.е. на объективные законы, которые самому творчеству постоянно указывают пределы дозволенного. И чем сложнее неорганическое (культурное) тело человека, тем меньше человек способен видеть границы дозволенного либо вынужден их игнорировать, и чаще всего себе в убыток. Объективные причины, ограничивающие творчество (свободу), не всегда видны, т.е. непосредственно перед каждым индивидом они не предстают, и поэтому сегодня всё человечество, как и подавляющее большинство его членов, нередко стоят перед ними в растерянности, пассивно созерцая своё бессилие.
Способность выявлять закономерность в природе позволило человечеству осуществить автоматизацию трудовой деятельности, которая началась в период пика противостояния Абсолютизма с бурным развитием капиталистического способа производства, повлекшее развитие на этой основе городов и, соответственно, товарного производства. И всё это не могло не обострить противоречие между тем, что в человеке развилось, как его неотъемлемое свойство, называемое творчеством (свободой), и рутиной, т.е. вынужденным действием по заранее готовым схемам, шаблонам. Человек научился постоянно творить и воспроизводить в любой экологической нише условия для своей жизнедеятельности, переставая зависеть от слепой (непознанной) необходимости, царящей в Природе. Но одновременно человек был вынужден как никогда ранее подчиняться им же искусственно сотворенным условиям жизнедеятельности. Получается, что он шило поменял на мыло.
И, тем не менее, только в самом акте творения предметов культуры человек смог чувствовать себя свободным, созерцая свою мощь и силу, преодолевая сопротивление любой природной вещи. Однако в бездумном (механическом) пользовании сотворенными предметами культуры в любом их виде, а также в акте их воспроизводства по шаблону там и тогда, когда участие человеческих индивидов является обязательным, эти же индивиды в подавляющем большинстве случаев превращаются в послушных рабов вещей, по сути – в животных (к примеру, в «паука», полностью зависящего от сотворенной им же «паутины», культурной среды обитания).
Ф. Энгельс в своей статье «Об авторитете» писал — «Механический автомат большой фабрики оказывается гораздо более деспотичным, чем были когда-либо мелкие капиталисты, на которых работают рабочие. Если человек наукой и творческим гением подчинил себе силы природы, то они ему мстят, подчиняя его самого, поскольку он пользуется ими, настоящему деспотизму, независимо от какой-либо социальной организации. Желать уничтожения авторитета в крупной промышленности, значит желать уничтожения самой промышленности – уничтожения паровой прядильной машины, чтобы вернуться к прялке».[5]
Да, Природа авторитарна! Но не менее, а скорее всего в ещё большей степени, авторитарна созданная человеком рукотворная природа, т.е. его (человека) культурное тело, или, как его ещё называют в учебниках по обществознанию – вторая природа. Разве не являются слишком очевидные факты, когда любой предмет культуры вынуждает каждого человека действовать в строгом согласии с его формами и функциональными особенностями? Если человек игнорирует форму и функциональное предназначение предмета культуры, разве в этом случае предмет культуры не бьёт по лбу нарушителя, как это происходит, когда он, к примеру, наступает на грабли или хватается голыми влажными руками за оголенные провода, находящиеся под напряжением тока?
Если бы проблема заключалась только в форме и функции материальных предметов культуры, с которым человеческое мышление имеет дело ежедневно. В конце концов материальные предметы культуры (орудия труда, как и любой предмет человеческой жизнедеятельности) безжизненны и их можно в определенных случаях либо обойти, как обходят их «трутни» в человеческом обличии, либо сознательно игнорировать их, как это делал древнегреческий философ киник и приверженец аскетического образа жизни Диоген, который мог легко расстаться со своим последним носильным имуществом в виде кружки, увидев, как мальчик пьёт воду из ладошек.
Оставим пока в покое материальные предметы культуры, есть ещё более сильные путы. Кто же будет оспаривать, что существующие в обществе духовные элементы культуры, т.е. морально-этические, правовые, религиозные, научные, политические, языковые и прочие сотворенные человеком неотъемлемые элементы человеческой духовной культуры, при определенных обстоятельствах насильственно подводят каждого к безжизненным предметам культуры – к станку, к автомашине, к ложке, вилке, ружью, к деньгам, к лопате, зданию суда, к компьютеру, к швейной машинке, супермаркету и т.д. и т.п., подводят даже тогда, когда внутренне и внешне кто-то активно протестует и сопротивляется против принуждения к взаимодействию с теми или иными безжизненными (материальными) предметами культуры!?
Вот и получается, что человек зависит не только от естественно-природных условий жизнедеятельности, как и любое другое животное, но он ещё зависит и от условий, которые ему диктуют, как предметы материальной культуры и, прежде всего, орудия труда, так и идеи, порождаемые отношениями между людьми в процессе воспроизводства культурной среды человеческой жизнедеятельности. Те самые идеи, для воплощения которых изобретаются и возводятся различные учреждения культуры и государства — театры, музеи, министерства, парламенты, суды и т.д.
Не удивительно, что человечество до сих пор на распутье и с большим напряжением своих интеллектуальных способностей пытается понять, то ли идеи правят миром, то ли в самих вещах сокрыта жизненная сила, побуждающая всё живое и неживое к взаимодействию с внешним миром. Не случайно молодой Маркс восторженно заявил своему отцу, после того как стал последователем философии Гегеля, что миром правят идеи.
Это позже пытливый ум зрелого Маркса позволил ему пересмотреть философию Гегеля и вывести материалистическое понимание истории, преподносимое в бытность советской системы высшего образования как исторический материализм (истмат), и создать диалектическую логику, как совершенный инструмент мышления, преподносимую в вузах СССР как диалектический материализм (диамат). Но открытия Маркса оказались, как гласит русская поговорка, не в коня корм. Человечество, имея и без того искаженные формы мировоззрения, по уши погрязло в болоте мистики, эзотерики, религии, суеверий (по сути, в идеализме), а свою познавательную активность ограничило позитивизмом, постоянно подпитываемого прагматизмом и торгашеской психологией.
Для не посвященных в философскую терминологию вынужден крайне упрощенно пояснить суть позитивизма, который можно обозначить как песню акына — что вижу, о том и пою, а как пою, так и делаю. Или, каким предмет вижу, каким его ощущаю и т.п., такой он и есть в руках позитивиста и у него не возникает необходимость что-то ещё к нему добавлять, переиначивать. Здесь позитивизм невольно смыкается с солипсизмом, крайнем проявлении субъективного идеализма. При указанных обстоятельствах только эмпирическая наука позитивизмом всегда признавалась критерием истины и напрочь отрицалось теоретическое мышление, философия. Кстати, прагматизм тоже является формой проявления позитивизма. Ведь «зарабатывают» же безумные люди гораздо больше, чем думающие. Совершенно понятно, как будет рассуждать при данных обстоятельствах махровый прагматик-позитивист. Хотя, думающий читатель не может не почувствовать, что с позитивизмом всё гораздо сложнее. О позитивизме упоминается не случайно, поскольку он отвлекает внимание людей от существа дела, когда затеваются бессмысленные споры о приоритете либо теории, либо практики в познании.
Любое естественно-природное материальное образование, каким оно существует независимо от сознания человека, само по себе не нуждается в добавлении к нему чего-то существенного или несущественного, зато познающий субъект (человек, человечество) всегда будет нуждаться в раскрытии всех содержательных элементов предмета, пытаясь понять, каково оно (содержание предмета) есть независимо от индивидуального и общественного сознания, равно как и без его субъективного восприятия и личного опыта. Так или иначе, но корнями позитивизм упирается в субъективный идеализм в его классическую форму, достаточно умно разработанную некогда Джорджем Беркли.
Человека, который способен воспринимать мир только через призму идеализма в любом его обрамлении, как-то: сначала было слово, из ничто возникает всё, существуют природные способности или задатки к той или иной форме человеческой деятельности и т.п., можно понять, поскольку у практически действующего человека вещь вне его сознания и эта же вещь в его сознании заставляет постоянно задумываться, какая из этих двух вещей по своему содержанию богаче и какая из них является причиной для другой. И это при том, что действительность ежедневно, а то и ежечасно, преподносит каждому человеку неопровержимые доказательства, что без реальной вещи вне головы, без практического воздействия на вещь вне головы, без реального предметного преобразования вещи природы в предмет культуры, как и без фактических отношений между людьми по поводу вещей вне головы, никакая вещь в голове, т.е. идея любой вещи, не возникает. Понять это для многих людей, оторванных от истории возникновения и развития любой вещи культуры, составляет большого труда, вот они, эти многие, и не утруждают себя подобными рассуждениями.
В действительности идея предмета не совсем то, что тождественно, как самому реальному предмету, так и имени этого предмета. К примеру, кухонный нож перед глазами человека, т.е. созерцаемая им вещь, диктует человеку, взявшего его в руку, ограниченный способ его использования, если, конечно, человек пытается использовать кухонный нож по его прямому назначению. Но имеющаяся в сознании человека идея ножа, позволяет выйти за пределы реально существующей формы и функции созерцаемого и осязаемого ножа, и даже способов его использования, что даёт возможность творить иные формы и функции ножа, к примеру, создавать нож в виде стилета, охотничьего ножа, ножа спецназовца, ножа для десерта, и даже в виде лазерного ножа и т.д. И человек, способный рассуждать теоретически, имеющий воображение, начинает творить эти формы, но опять же, не раньше того, как окажется внутри тех самых реальных условий, которые вынуждают человека осуществлять разнообразную творческую деятельность. И чем многообразнее и богаче формы предметной деятельности, не ограничивающиеся только почёсыванием затылка на диване или в кресле, тем богаче и глубже идеи, позволяющие развивать творческие способности, и опять же никак не наоборот.
Таким образом, творить мир культуры, и пользоваться готовыми предметами культуры, далеко не одно и тоже. И всё же, идея ножа никогда не появится в голове человека без потребности и необходимости разрезать предмет не естественно-природным способом, проще говоря, разрезать предмет не собственными зубами, не собственными клыками и не собственными когтями, а тем предметом, который будет характеризовать человека как существа, действующего культурным, по сути, разумным способом. Эта потребность рождается лишь в процессе активной предметно-преобразующей деятельности, но по законам Природы, а их-то нужно познавать в поте лица, ибо законы Природы в виде шпаргалок и подробных инструкций следования им на поверхности явлений не лежат. В таком случае, в виде чего проявляется закон естественным образом? Прежде чем ответить на этот сложнейший вопрос, вернёмся к нашим братьям меньшим. Без них никак нельзя полноценно понять естественный интеллект, соответственно трудно будет понять и сущность психики.
Нужно ли животным познавать законы Природы и облекать их в теоретические конструкции, идеи, чтобы потом в соответствии с ними осуществлять свою жизнедеятельность? Этот вопрос чисто риторический и естественно, что такой необходимости и потребности у животных нет. Животным теоретизирование заменяет их практическая деятельность по освоению среды обитания, которая постепенно становится опытом как отдельной особи, так и вида в целом. И этот опыт животные передают другим особям и поколениям непосредственно. Впрочем, любая особь того или иного вида животного, включая сюда даже многих человеческих индивидов, практические навыки, т.е. свой личный опыт, передают непосредственно, т.е. минуя стадию теоретизирования. Впрочем, личный опыт может и не передаваться непосредственно, а восприниматься непосредственно. Это блестяще продемонстрировал режиссер А. Тарковский в своём киношедевре «Андрей Рублёв» в эпизоде с отливанием колокола.
Отталкиваясь от всего вышеизложенного, без которого понять сущность интеллекта, психики и мышления было бы сложнее, перейду к существу заявленной темы.
И у человека, и у животных их приобретенному опыту всегда будет противостоять бесконечное разнообразие внешних факторов, которые не будут вписываться в приобретенный опыт при осуществлении, как индивидуального, так и видового и даже социального способа жизнедеятельности.
Почему неизбежно такое противостояние единичного, особенного и общего? Разве в Природе реально не царит пусть слепая, но всё же необходимость, другими словами, закономерность, которую невозможно обойти? Необходимость потому и называется необходимостью, что её реально невозможно обойти, следовательно, достаточно лишь следовать её освоенным указателям. И действительно, можно ли сотворить в природе то́, что́ существование в ней невозможно в принципе? Нельзя! Но как в таком случае быть со случайностью? В осмыслении диалектики, т.е. противоречия между случайностью и необходимости человечество вплотную столкнулось с проблемой понимания интеллекта, с проблемой понимания всякой разумности, проявления любой формы психической деятельности.
Гегель разрубает этот узел противоречия хотя и не слишком явным образом, но это разрубание можно выразить одной единственной фразой – всё случайно и всё необходимо. Вот так, что называется приехали.
Ещё при изучении такой дисциплины в советских вузах как диамат, несложно было заметить, что в философии все категории преподносились как парные. И каждую категорию можно было понять только через её противоположность. И методологически это совершенно правильно. В перечне категорий, которые всегда рассматривались как парные, были и такие категории, как случайность и необходимость. Но, к сожалению, и в учебниках, и на лекциях в подавляющем большинстве случаев категорию случайность преподносили как то, что нечто может произойти, а может и не произойти. Далее обосновывалась эта абракадабра, не имеющая никакого отношение к категории случайность.
Человек познал многие закономерности, которые царят и в Природе, и в обществе, сформулировав их, но он так и не научился совершенным образом видеть игру познанных им законов в самой действительности. Чтобы каждый раз видеть, как проявляет себя та или иная закономерность, нужно иметь развитое воображение. А воображение – это не природный дар, а способность, которую нужно в себе ещё развить. Как развить в себе такое качество в психике как воображение (способность входить в образ, по сути, проникать в сущность предмета=функцию предмета) – это не менее сложная проблема, чем та, которая раскрывается в таком понятии, как интеллект, но при любом раскладе воображение имеет самое прямое отношение к интеллекту.
Не буду утомлять читателя, постараюсь быть краток, как герой известной киноленты. Для очень доходчивого обоснования тезиса, что «всё случайно и всё необходимо», возьмём для примера такой закон, как закон всемирного тяготения.
Воспроизведём достаточно легким и доступным способом самую очевидную форму его проявления. Поднимем над столом, к примеру, шариковую ручку, отпустим её и она с необходимостью упадёт на стол. Всё, закон всемирного тяготения проиллюстрирован в самом простейшем его проявлении. Затем вновь поднимем авторучку и опять отпустим её, произойдёт то же самое, что и в первом случае. Ручка с необходимостью упадёт на стол. И сколько бы мы не повторяли этот эксперимент, ручка будет падать, тем самым подтверждая неизбежность проявления закона всемирного тяготения. Но каждое падение авторучки не будет абсолютно тождественным любому другому её падению. Авторучка каждый раз будет падать и ложиться на поверхность стола не так, как это происходило во всех предыдущих случаях.
В каждом случае падение предмета, т.е. проявление закона всемирного тяготения с необходимостью даже в столь ограниченном пространстве, будет уникальным, т.е. единственным и неповторимым, в абсолюте не тождественным всем предыдущим случаям падения. Случай – случайность, необходимость – закон. Одно – необходимость, обнаруживает себя через бесконечное множество случаев – случайностей. Для ещё более доходчивого понимания сложной диалектики случайности и необходимости можно взять другие формы проявления закона всемирного тяготения. Падение человека с парашютом и без парашюта, падение метеорита на Землю, проявление центростремительного закона в движении планет вокруг Солнца, наконец, ходьба, которая есть ничто иное, как падение, и т.д.
Приведу доходчиво ещё одно объяснение категории случайность. Это ещё в большей степени облегчит понимание естественного интеллекта.
Редуцируем слово случай к слову луч. В месте (в пространстве) проявления той или иной закономерности лучами стекаются все необходимые обстоятельства, факторы, элементы, наличие которых и позволяет проявиться закономерности. Поэтому к лучу и добавляется приставка «с».
Но есть два способа проявления закономерности. В одном случае все необходимые компоненты в месте события (в месте проявления закономерности) пересекаются естественно-природным образом, т.е. без активного вмешательства субъекта, что условно и можно выразить как проявление «естественного интеллекта», в другом случае в место (в точку пространства) проявления той же самой закономерности все необходимые компоненты, наличие которых позволяет ей проявиться, доставляются или искусственно конструируются (творятся) активностью субъекта. Результат в обоих случаях практически (по сути) будет один и тот же – закономерность с необходимостью проявится. В первом случае можно говорить о проявлении закономерности (необходимости) естественным образом, естественным «усилием» самой Природы (естественный интеллект), во втором случае наученный субъект опытом, этот самый опыт проявляет как его искусство (искусственный интеллект).
Таким образом, в месте, где необходимость не вписывается в опыт живого организма, для организма возникает потребность с необходимостью осуществить деятельность по перемещению его в поле (в пространство) действия условий, необходимых для жизнедеятельности, как отдельного организма, так и всего вида. А для человека в подобных случаях возникает потребность с необходимостью, как минимум, переместить в место его нахождения жизненно важные средства для его жизнедеятельности, и, как максимум, воссоздать (сотворить) их самому. И в том, и в другом случае как раз таки и возникает та самая психическая деятельность (работа души, психики), благодаря которой и происходит коррекция в поведении сообразно изменившимся (случайным) условиям и обстоятельствам. Произошла эта коррекция в силу активности организма – организм или вид выжил, развился. Не произошла эта коррекция вследствие отсутствия усилий организма или всего вида, организм (вид) либо погиб, либо существенно изменился (в лучшую или худшую сторону, это уже другой вопрос, требующий исследований причин произошедших изменений). Психическая деятельность (работа души) всегда требует усилий, поскольку ломает готовые (естественные) или уже освоенные способы поведения. Вот эти самые усилия по коррекции поведения в соответствии с изменившимися обстоятельствами и можно обозначить и как интеллект, и как проявление психики. Работа души – труд, отсутствие этой работы – лень. Действие только по заранее заданным или однажды освоенным формам (способам) поведения неизбежно ведет к деградации той самой способности, которая и является способностью обладать психикой (душой, интеллектом).
В осуществлении поведения психическая деятельность без надобности. Вот почему в случаях с роботом можно говорить о его поведении в момент его любого перемещения в пространстве и соответствующих изменений в его микросхемах. Его всегда ведут заложенные в его микросхемы алгоритмы, поэтому здесь нет и не может быть психики. Но поведение человека в строгом соответствии с прописанными алгоритмами без учёта всех внешних изменившихся деталей и обстоятельств, а в идеале без учёта всех общественных отношений, ничуть не лучше поведения робота. К сожалению, это проявление слепой необходимости, эту ведо́мость, мы наблюдаем повсюду и ежедневно.
Вот и всё объяснение разницы между естественным и искусственным интеллектом, между слепой необходимостью (объективной диалектикой), царящей в Природе, и этой же самой необходимостью, но уже познанной человеком (активным субъектом), а, значит, воссоздаваемой им. Вот почему Гегель заявил, что свобода – это познанная необходимость или даже сам процесс её познания, а случайность есть непознанная необходимость.
Гегель был гностиком, поэтому у него не допускалась мысль о том, что любая случайность не может быть не познана, проблема лишь в выявлении объективных условий, при которых она может быть познана. И если у человека возникли между познанной и не познанной необходимостью расхождения или, точнее сказать, противоречия, то Гегель по этому поводу даёт следующий практический совет: «Ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены».[6]
Не трудно сделать вывод, что в таком ключе следует изучать буквально все парные категории диалектической логики, посредством которой изучается и Природа, и общество, и само мышление, признавая, при этом, за каждой объективное существование. Но любая из них может быть понята только через другую в их, осмелюсь заявить, не противоречивом взаимодействии. Читатель, загруженный шаблонами, может удивиться такому повороту мысли и непременно может задаться вопросом, почему в самой Природе взаимодействие непротиворечиво?
Если исходить из того, что Природа, согласно учению Бенедикта Спинозы о субстанции, не утрачивает бесследно ни одного своего материального образования, как и не утрачивает ни одного своего свойства (а это именно так), то при таком положении вещей бессмысленно утруждать себя вопросом, каким же образом Природа может сама себе противоречить!? Тем более, что по Гегелю, исходя из выше приведенного афоризма, никакое противоречие не существует без своего разрешения.
Если, к примеру, должен проявиться закон всемирного тяготения в той или иной точке пространства, в той или иной случайной форме, он проявится с необходимостью. Как в каждом конкретном случае он проявится, это может волновать лишь познающего субъекта (скажем, земного человека, кстати, и неземного, но всё же разумного существа, тоже), но никак не Природу. Это познающий субъект (в известном нам варианте в виде человека) каждый раз должен в закономерности, проявившейся в случайной форме, увидеть все те условия, внутри которых эта закономерность проявилась именно как закон, т.е. с необходимостью, и сообразно этим случайным обстоятельствам и условиям действовать. В этом и есть сущность проявления искусственного интеллекта, т.е. интеллекта реального живого человека, мышление которого и есть способность строить свои движения по форме и логике любого культурного, т.е. уже познанного, тела или объекта познания, коим может быть любое общественное отношение. Естественно, эта способность должна распространяться в не меньшей мере и на само мыслящее тело.
Если внешнее препятствие в виде тела (объекта деятельности) не познано, в отношении его следует с большой осторожностью начать выявлять ту самую цепочку причинно-следственных связей такими эмпирическими методами исследования действительности, как: наблюдение, описание, сравнение, измерение и только потом уже можно проводить эксперименты. В эксперименте возможно предметное преобразование предмета исследования, как с учётом уже известных способов преобразования действительности, так и посредством выявления новых способов познания и преобразования в каждом конкретном случае.
При этом, следует иметь ввиду, что у Природы нет архива и библиотеки, в которых хранился бы исчерпывающий список эталонов и шаблонов случайностей, по которым проявлялась бы любая закономерность, т.е. любой объективный закон. Если этот список и был бы, то его невозможно было бы огласить весь, поскольку любая закономерность в своих вариативных формах проявления бесконечна. К примеру, походка (падение) у каждого живого существа уникальна и неповторима, хотя бы при этом и возможна отнесение её к той или иной группе при классификации.
Проявление закономерностей в психической деятельности здесь не является исключением. А отражается или не отражается в психической деятельности закономерность, которая проявляется в Природе или в обществе – от этого закономерность не утрачивает ни одного своего свойства, как она и не отказывается от бесчисленных вариантов всевозможных форм проявления той или иной закономерности в конкретных условиях, т.е. в каждом случае. Именно, в связи с этим П. Флоренский приводит цитату Гёте —
«Что есть всеобщее?» — спрашивал себя Гёте.
— Отдельный случай.
«Что есть особенное?»
Миллион случаев». [7]
А я бы добавил, что не миллион случаев, а их бесконечное множество.
Выше было обозначено, что такое интеллект, но как он связан с необходимостью и случайностью при непременном условии, что Природа сама себе никогда не противоречит? При таких условиях ничего не остаётся, как признать в качестве интеллекта способность организма в случайной форме проявления необходимости (закономерности) действовать в строгом согласии с необходимостью, осуществляя коррекцию уже имеющихся способностей действовать в познанной необходимости. Другой вопрос, проявляется ли эта способность у всего вида, в определенной массе его представителей или вообще в отдельной особи. Вот почему там, где есть выбор не может быть свободы, поскольку свободно действует только то живое существо, которое действует в строгом согласии с познанной или познаваемой необходимостью, а то и вообще оно само является необходимым звеном закономерного (необходимого) процесса. Животное в природе более свободно, и оно менее свободно, когда особь какого-нибудь животного вида вынуждена осуществлять жизнедеятельность в среде обитания человека, поскольку оно становится зависимым от проявления воли (желаний, а то и просто произвола) человека по отношению к животному.
Другими словами, в зависимости от сложности организации живой материи, тот или иной вид живой материи может быть неотъемлемой частью той или иной необходимости, почему и не требуется более низкой организации животного мира теоретически оформлять (обозначать, познавать) для себя необходимость. И только человек вынужден постоянно действовать, находясь между слепой (непознанной) необходимостью, царящей в Природе, и слепой (непознанной) необходимостью, которая господствует в обществе, т.е. в социальной среде. И без теории, без логических форм мышления (понятия, суждения и умозаключения) здесь никак не обойтись.
В свете того, что Природа сама себе никогда не противоречит, вполне символично, что человек для самого себя многообразие форм проявления необходимости обозначил именно как противоречие, поскольку ему в реальности приходится постоянно в речи оформлять случайные формы проявления необходимости в виде строгой закономерности, т.е. в виде объективно разворачивающейся последовательности причины и следствия, реально связывая их между собой в той последовательности, в которой они должны объективно проявиться в каждом конкретном случае. При этом вполне может быть обнаружено несоответствие между уже познанной необходимостью в предыдущих формах деятельности и этой же самой необходимостью (закономерностью), которая произошла в особенной (случайной) форме. Оформление человеком в логических формах этого несоответствия и есть то, что им совершенно правомерно обозначается как противоречие, до которого Природе нет никакого дела.
И если всё более-менее понятно с живой природой в плане понимания естественного интеллекта, психики и мышления, то как быть с необходимостью, которая проявляется в неживой природе? Правомерно ли по отношению к неживой природе говорить об интеллекте? И ещё один очень важный вопрос, который невозможно игнорировать при рассуждении об естественном интеллекте, а существует ли как реальный факт необходимость (закономерность) сама по себе, т.е. вне особенных (случайных) формах её проявления? Ведь в случайных формах проявляется именно закономерность (необходимость), которая не утрачивает своей сущности и во всех многообразных формах своего проявления эта сущность в них не теряется.
Гегель оригинально вывернулся здесь следующим образом. Как мыслитель с большой буквы он не мог не понимать, что существующий строго определенный порядок вещей в Природе, т.е. существующие в ней законы, абсолютны и объективны. Их наличие и объективность было бы глупо отрицать. Но, прежде чем, загонять их в определенные формально-логические рамки, как попытался это сделать И. Кант, а сегодня это пытаются сделать специалисты по созданию пресловутого искусственного интеллекта, нужно было тогда, как и сегодня, достоверно убедиться, что любая закономерность (необходимость) существует в чистом виде в самой действительности именно как факт, как наличность. Вне случайности (вне особенного) необходимость (общее, т.е. закономерность, закон), как было уже сказано выше, не существует. Остаётся только одно — за общим (любой закономерностью=необходимостью=законом) признать статус единичного и наблюдать, как от него расходятся лучи случайного или как они сходятся в точке проявления закономерности (необходимости). Вот почему логика даже в её формально-логическом варианте не знает множественного числа. Дерево, поле, добро, истина, заблуждение, дом и т.д.
Эту единичность способен выразить в логической (теоретической) форме, а затем воплотить в виде реального предмета культуры, мог только развитый субъективный дух, поскольку сама Природа это в теоретической форме выразить не может. Но Фейербах поправил Гегеля, что в лице субъективного духа самою себя познаёт всё же сама Природа.
Здесь-то и возникает практика (естественно-историческое и культурно-историческое развитие действительности) как критерий истины. И практика вполне может выступать как синоним опыта, растянутого во времени. Вне активности субъекта путь к единичному (сущности закона, необходимости) закрыт. Вот и вся практическая значимость познавательной деятельности, ведущей к выявлению необходимости и выражении её в виде закона, в виде теории, идеи. Нет более глупого утверждения, что практика может обойтись без теории, как и наоборот. Но нельзя практику понимать только как созерцание действительности или пересказ сослов других, какова эта действительность. Доверяй, но проверяй, хотя бы чисто логическими методами познания, если не представляется возможность осуществить познание историческими методами.
Способность видеть общее (объективно существующую закономерность) раньше частей, т.е. отдельных элементов в случайной (особенной) форме проявления закономерности (необходимости), и есть признак искусно (искусственно) развитого интеллекта самим же собою, т.е. реальным живым человеческим индивидом. Груда талантливо или даже гениально сочлененных микросхем, свидетельствует только об искусно развитом интеллекте их создателя. Сложно функционирующие микросхемы являются всего лишь продуктом интеллектуальной (психической) деятельности их создателя в лице одиночки интеллектуала или в лице целого коллектива таких же интеллектуалов. И эта способность возникает только в результате активной предметно-преобразующей (трудовой) деятельности человека, вплетенного в сложную систему общественных отношений, вне которых создать что-либо подобное невозможно.
А уровень развития интеллекта в животном мире определяется способностью особи или целого вида сохранять самотождественность в условиях, когда в среде обитания или при осуществлении реального процесса жизнедеятельности возникают ситуации, которые не были предметом предшествующего опыта особи или вида.
Всегда ли человеку удаётся адекватно сформулировать обнаруженное противоречие между двумя и более формами проявления необходимости в случайных формах, вопрос несколько другой, и связан он с его познаниями и способностями, которые в ходе культурного развития проявились в нём как его искусно (искусственно) развитый интеллект. Судя по положению дел на нашей планете, человечеству пока не удаётся во всём и всегда адекватно нащупывать объективные причинно-следственные связи, сопутствующие процессу проявления той или иной необходимости в каждом конкретном случае, особенно если речь идёт о проявлении необходимости (закономерности) в социальной среде, т.е. в обществе. Поэтому опыт – это то действие, в котором живое существо на протяжении всей жизни постоянно пытает и себя и Природу, а не дар Природы, закладываемый при зачатии эмбриона.
Ну, а то, что закономерности, проявляющиеся в социальной среде, не редко противоречат закономерностям (необходимости) в Природе, доказывать нет необходимости. Как раз таки именно здесь противоречия между тем и другим слишком очевидны. Вот только причём здесь матушка Природа? Человечество настолько привыкло сваливать на Природу собственные заблуждения, собственные противоречия, выявленные и постоянно выявляемые в процессе познавательной деятельности, что оно без всякого зазрения совести уравняло свои несовершенства (заблуждения) к несовершенствам, якобы числящимся за Природой.
При этом, должно быть совершенно очевидно, что отсутствие противоречия в Природе не означает отсутствие в ней противоположностей между количеством движения, т.е. энергией, в различных средах и в материальных образованиях, воспринимаемых человеком как противоречие и обозначаемое им как противоречие. В том-то и дело, что, к примеру, между холодом и теплом, абсолютным движением и относительным покоем, плотностью и разрежённостью материальных тел в пространстве, притягиванием и отталкиванием и т.п. — противоречия нет, а есть объективные и закономерные процессы перехода из одного состояния в другое в случайной (единичной или особенной) форме.
Способы (т.е. формы) перехода из одного состояния в противоположное обусловлено внутренними и внешними условиями, при которых происходят те или иные переходы. В относительно устойчивых средах способы перехода более очевидным образом воспринимаются субъектом в виде той или иной закономерности, которые лучшие философские умы человечества и обозначили словом объективная диалектика. Как нетрудно догадаться, что объективная диалектика, по терминологии Ф. Энгельса, и есть то же самое, что и естественный интеллект, который не оставляет без разрешения переходы одной противоположности в другую.
Время – одномерно! Если произошёл переход одной противоположности в другую, значит для этого в действительности (ещё одна категория диалектики, противоположностью которой является возможность) были все необходимые условия для того, чтобы всё произошло так, как произошло. В силу этого о возможности можно правомерно говорить лишь в том случае, когда все необходимые компоненты (элементы) для проявления той или иной закономерности (необходимости) уже имеются в наличии, но они все сразу не находятся в точке проявления закономерности. Вот почему Природе сослагательное наклонение не ведомо.
Соответственно, познанные человечеством в лице его представителей, способных мыслить диалектически, сами закономерные переходы одной противоположности в другую облекались в логические формы, и они совершенно справедливо признавались как субъективная диалектика. Субъективная диалектика и есть познанная объективная диалектика, т.е. необходимость, или, что почти одно и то же, закономерность, закон.
Познанная необходимость, которую человечество облачило в логические формы (теории, идеи, формулы и т.п.), становится продуктом интеллектуальной деятельности человека, результатом проявления его искусственного интеллекта. Но сам продукт указанной деятельности, исходя из всего вышеизложенного, не есть то же самое, что и искусственный интеллект.
В результате вынужденной активной деятельности субъекта познанная необходимость (закономерность) может субъектом не только облекаться в логические формы, моделироваться и воссоздаваться в её качественной и количественной определенности, что присуще только для человека, но и практически обнаруживаться в том или ином способе жизнедеятельности, как всего биологического вида животного (в том числе и человека), так и отдельной особи, отдельного человеческого индивида. И тогда, посредством изучения способов жизнедеятельности биологического вида, можно понять и увидеть саму закономерность, саму необходимость. Проще говоря, сущность может быть познана через явления.
Если процесс перехода материи из одного состояния в другое был познан как определенная закономерность и осознан, то это и есть проявление человеческого (искусственного) интеллекта на деле. Осознание и есть фиксирование закономерности между причиной и следствием не только в виде личного опыта, но и обозначения этого опыта в виде идеи, сформулированного закона, в виде действующей микросхемы и т.п., чего кроме человека не может и не делает ни один другой вид живых существ. Поэтому у животных нет и не может быть сознания, которое ему заменяет практический опыт ориентироваться в жизненном пространстве как отдельной особи, так и тому или иному биологическому виду.
Совсем другой вопрос, почему человечество подхватило сомнительную идею, непонятным образом возникшей в чьей-то голове, обозначать микросхемы, какими бы они ни были сложными, искусственным интеллектом? Это при том, что сам автор, введший термин «искусственный интеллект» Джон Маккарти, судя по всему, не вдавался в исследования этого словосочетания с точки зрения относимости его к тому или иному уровню организации природы. Видимо потому и подхватило человечество эту несуразную мысль, что само оно заблаговременно было загнанно в состояние непонимания сущности того, что обозначается как интеллект.
Но так ли уж глуп этот автор (скорее всего коллективный автор), обозначающий груду микросхем как искусственный интеллект? Коллективный автор, обозначивший микросхемы искусственным интеллектом, не то, чтобы глуп, он просто хитёр. А хитрость не есть признак ума, а верный способ обмануть себя и других в ближайшем или далёком будущем. Часто привожу это высказывание, чтобы хитрецы не гордились этой способностью, которая как будто бы является их положительной характеристикой, характеристикой их развитого ума.
Правда и Гегель способность человечества подглядывать буквально все секреты (закономерности) у Природы назвал хитростью мирового разума. И это верно, поскольку у человека нет иного способа познавать Природу, кроме как постоянно подглядывать всё у неё. Не из головы же, в конце концов, рождаются идеи, т.е. знания о законах Природы, общества и мышления, и уж тем более не из пустого созерцания Природы. Но, подглядывание не означает познание, в противном случае познавать в строгом смысле этого слова могли бы тогда и животные. Познать, значит уметь воспроизвести самому всю цепочку последовательности причинно-следственных связей, приводящей как нить Ариадны к цели.
Всё дело в том, что, подглядев у Природы, продолжил Фихте, человек далее мог учиться у неё, как и познавать её по-настоящему, благодаря только своей активности, т.е. предметным преобразованием любой природной вещи в предмет культуры. Другими словами, человек не может познавать Природу иначе, как только постоянно преобразовывая её, преодолевая её сопротивление, ломая, что называется, через колено. В таком случае, в чём же проявляется хитрость горе-теоретиков «искусственного интеллекта» и почему их хитрость может оборачиваться злом?
Айтишники создают виртуальную копию тех или иных отношений между членами какого-либо сообщества или выверенных отношений, существующих во всём сообществе людей планеты. Но отношения между людьми – это не трамвайная линия, и даже не лабиринт с раз и навсегда заданными ходами и выходами. Равно как и каждый член общества, во-первых, не локковский чистый лист бумаги, на котором можно рисовать любой характер, и, во-вторых, каждый человек даже неожиданно для самого себя может в любой момент повести непредсказуемым образом. И именно эти случайности повороты в поведении или деятельности конкретного человека даже самые гениальные программисты не в состоянии спрогнозировать. Разве только что дорисовать, несуществующие качества к конкретному индивиду.
Многие пользователи мобильными телефонами удивляются, что реакция микросхем в телефоне предвосхищает их мысли. Но здесь нет никакого секрета или способности прибора якобы считывать мысли человека до произнесения им их вслух.
Не следует забывать, что «… взаимодействие является истинной causa finalis (конечной причиной) вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади его нечего больше познавать».[8] Взаимодействие человека с мобильным устройством сегодня настолько активно и почти беспрерывно, что для программистов не составляет большого труда составлять алгоритмы часто повторяющихся действий пользователя или даже многих пользователей, группировать их. В конце 80-х годов прошлого века даже некоторыми правоверными марксистами была подвергнута, и совершенно напрасно, сомнению ленинская теория отражения. Наши действия, наши привычки отражаются не только в тех предметах культуры и природы, с которыми мы взаимодействуем, но мы не придаём порой никакого значения такому факту, что наши действия и привычки оставляют в нас самих устойчивые или неизгладимые следы, образующиеся в результате часто проявляемых эмоций, мимики лица, положения тела, речи и т.д. В отличие от животных, которые познают окружающую их среду непосредственно, т.е. манипулируя предметами и самим собой, человек может в процессе познания манипулировать образами, а о них саккадическое движение глаз, мимика лица, оттенки звуков в речи расскажут не меньше, чем сами реальные предметы. Расставлять отраженным в нас самих состояниям наших душ, т.е. психике, паутины в сетях компьютерных технологий, дело лишь техники и времени.
Но защититься от расставленных паутин, как и порвать их нити могут как те, кто плетёт всемирную сеть, так и те, кто её расплетает. Всё дело в том, что робот в любом его исполнении не будет функционировать при наличии противоречия в его программе. Природа вообще не знает противоречие и потому она свободна от раз и навсегда заданных жестких схем, а человек даже в противоречиях не постоянен. Поэтому полагаться на то, что можно посредством алгоритмометра, или ещё точнее киберсистемы (так лучше называть то, что сейчас называют искусственным интеллектом) подчинить узко прагматическим целям, как всё человечество, так и отдельную личность, глупая и опасная затея.
Неоднократно писал, что искусственный интеллект в виде микросхем невозможен в принципе хотя бы уже потому, что любая, даже самая совершенная вычислительная машина может функционировать при выборе только двух позиций – либо ложь, либо истина. Но между двумя позициями, которые можно формально обозначить в элементарной ячейке квантового компьютера как 0 и 1, количество состояний между ними может быть бесконечным. И уже при достижении 50q-bit уровня (элементарная ячейка квантового компьютера) возникнет зона технологической сингулярности, что позволит взламывать самые стойкие криптокоды (методы шифрования информации). И все технологии, которые сегодня хоть как-то могут защитить личное или корпоративное виртуальное пространство, будут бесполезными изобретениями, которые если нужно и можно и, порой даже необходимо было бы использовать для пользы человека, то совершенно не для частных интересов.
Человек совершенно себя не знает, ему в этом познании, что называется, начать и кончить. Но, похоже, начинать он так и не желает, всё вокруг да около, поэтому медицине стало легче отрезать один за другим нефункционирующий или плохо функционирующий тот или иной орган в организме, чем заранее предупредить сбой в его работе. Соответственно, политикам легче корёжить и кромсать разрозненные общественные образования, подгоняя их под прокрустово ложе частных интересов. Но надо бы знать, что сегодня проблема знания человека далеко не сугубо медицинская и даже далеко не только политическая.
Зеленоград, январь 2022—февраль 2023 г.
______________________________________________________
[1] Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. – М: «Аделант», 2014, с. 199.
[2]Ильенков Э. В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории.
2‑е изд., доп. Москва, Политиздат, 1984, с. 77.
[3] Дидо. Кличка собаки Энгельса.
[4] Энгельс. «Диалектика природы». К. Маркс, Ф. Энгельс. 2-е издание ПСС, т. 20. М. – Политическая литература, 1961 г., с. 537.
[5] Энгельс Ф. Об авторитете. К. Маркс, Ф. Энгельс. 2-е издание ПСС, т. 18. М. – Политическая литература, 1961 г., с. 303-304.
[6] Гегель Г.В.Ф. Афоризмы. Иенский период. Работы разных лет, т. 2. – М., «Мысль», 1971, с. 537.
[7] Философия. От античности до современности. Изд-во «Директмедия паблишинг» М. 2003 г., с. 238 [(ср. П.А. Флоренский, соч. в 4-х томах, т. 3 с. 137)].
[8] Энгельс. «Диалектика природы». К. Маркс, Ф. Энгельс. 2-е издание ПСС, т. 20. М. – Политическая литература, 1961 г., с. 546.
