Для обоснования утверждения, что будущее возможно только посредством установления диктатуры пролетариата (диктатуры рабочих), достаточно отослать читателя к первому совместному политическому программному документу К.Маркса и Ф. Энгельса под названием «Манифест коммунистической партии». Однако не лишним будет обратить внимание читателя на оценку Манифеста, которую дал В. И. Ленин, что «эта небольшая книжечка стоит целых томов». И эта оговорка сделана им совершенно не случайно. Чтобы понять смысл всех положений, изложенных в этой маленькой книжечке, надо либо уже владеть логикой исторического развития общества, либо проштудировать все те тома книг, благодаря которым раскроется истинное содержание и смысл первого Манифеста (программного документа) Коммунистической партии. Овладеть логикой исторического развития общества невозможно, если не развить в себе способность относиться к действительности исключительно через призму её объективных законов, коим она подчинена всецело.
Нередко можно услышать или прочитать замечания по поводу теоретических положений программного документа, что он был составлен с учетом условий того времени, которые сегодня претерпели существенные изменения. Поэтому было бы оправданным сделать анализ программного документа, написанного более чем 170 лет назад, через призму современных реалий. И начнем его анализ с конца текста Манифеста.
Итоговое утверждение программы гласит, что пролетариям нечего терять в Коммунистической Революции, кроме своих цепей, и в результате указанной революции они приобретут весь мир. Я не склонен полагать, что Маркс не мог тогда предвидеть все те метаморфозы, которые в будущем произойдут в качественных характеристиках пролетариата. Предвидел! Иначе он не стал бы уже тогда утверждать, что призрак коммунизма бродит по Европе.
В период раннего творчества Маркса коммунизм был настолько неочевидной перспективой будущего, что только Маркс и совсем немногочисленные его единомышленники могли в реальных единичных фактах разглядеть зачатки коммунизма, как пробивающейся необходимости. Ведь о необходимости можно говорить только тогда, когда в самой действительности уже существует в наличии весь набор факторов для превращения необходимости в реальную действительность. Речь ни в коем случае не идет о принятии в качестве факторов существовавшие до Манифеста утопические учения о «городах Солнца», и даже не могли таковыми быть реальные попытки обустроить социальное бытие по предполагаемым лекалам идеального общества (социальные проекты Р. Оуэна). Все эти учения и социальные проекты в виде различного рода коммун, сами по себе также явились лишь следствием витающей в обществе идеи коммунизма, но сами по себе они никак не могли быть первоисточником идеи обустройства общества на гуманистических основаниях.
Пора бы уже уяснить достаточно простую идею, что человек изначально выделился из природы именно как социальное (общественное) существо только потому, что стал воспроизводить условия своего существования и саму жизнь неприродным, а культурным способом. И этот способ для всех и всегда был единым – преобразование предметов природы в предметы культуры. Вопрос чем предмет природы отличается от предмета культуры, очень важен, но оставим его пока в стороне. Сейчас важнее понять, почему способы преобразования предметов природы в предметы культуры едины и общи для всех, а способности (по присвоению этих способов преобразования), которые возникают при этом у каждого, различны? Ведь именно разница в способностях и порождает фактическое и, как следствие, юридическое неравенство между людьми, следовательно, она-то и лежит в основании и самих форм собственности, их различия между собой. И взваливать вину на Природу, что она-де кого-то наделила, а кого-то обделила способностями осуществлять ту или иную человеческую (по сути, трудовую) деятельность, неправомерно, поскольку природе не ведомы неприродные способы организации жизни, а потому ответственность за эти способы и последствия, которые возникают в результате их использования, лежит исключительно на человеке. И чем разнообразнее формы деятельности (формы труда), тем больше пропасть не столько между различными способностями, сколько в присвоении результатов деятельности, созданных благодаря этим способностям.
Бурное развитие капиталистического способа производства, основанного на применении пара и электричества, в массовом порядке освободило многих собственников (крестьян, прежде всего, и мелких кустарей и ремесленников) от их собственности на орудия и средства производства, в результате чего в обществе неизбежно восторжествовал принцип «голь на выдумку хитра». Так что самый массовый отъем собственности осуществили и до сих пор осуществляют не коммунисты, а сама буржуазия, разоряя все больше и больше мелких и средних собственников средств производства.
Попробуем разобраться в этих, на первый взгляд, будто бы несложных предпосылках расширения пропасти между различными способностями (формами собственности).
В разделе Манифеста «Буржуа и пролетарий» дается своего рода характерные особенности пролетариата, которые отличают его от остальных социальных групп и классов: «У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность». Но понятие «частная собственность» тождественно понятию «разделение труда», на что Маркс неоднократно указывал в своих работах. «Разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности». Но всякой ли деятельности и всякого ли продукта?
Частое цитирование всегда утомляет читателя, поэтому постараюсь в дальнейшем себя в этом ограничивать. Поскольку цитирование классики, это и есть документирование собственной мысли, то сегодня для большинства пользователей интернета не существует проблемы в любом поисковике найти подтверждение достоверности цитируемого утверждения. О каком разделении труда идет речь? О разделении его на умственный и физический труд. Что это означает? Только одно, что предметная деятельность не существует как единый и целостный процесс для каждого агента труда. Цитируя высказывание Д.Уркарта, которым он точно охарактеризовал пагубность разделения труда, К. Маркс в первом томе Капитала пишет «Рассечение человека называется казнью, если он заслужил смертный приговор, убийством, если он его не заслужил. Рассечение труда есть убийство народа». Если политик сознательно допускает частную собственность на средство производства, он должен понимать, что этим самым он ратует за сохранение низкого уровня технологии в промышленности, т.е. он ратует за сохранение монотонного физического труда, сохранение которого, в свою очередь, с железной необходимостью порождает частный капитал, т.е. частное присвоение чужого труда. Если в недавнем прошлом ему это можно было простить и понять, то уже сегодня такого политика можно смело зачислять в махрового преступника против истории, против своего народа.
Проще говоря, труд не является целостной функцией для каждого человека, он разорван, следовательно, не целостны (разорваны) и агенты труда. Чтобы было понятно, о чем идет речь, достаточно это изобразить простой схемой – голова одного человека руководит руками другого человека. Один понимает, что́, в конечном счете, необходимо сделать, но не может это осуществить в силу каких-либо объективных обстоятельств, другой может воплотить в реальность какую-то часть этого дела, но не понимает, как между собой связаны остальные узлы производственного процесса. И чем технологически процесс производства сложнее и масштабнее, тем больше разрыв между умственным охватом всех его звеньев и практическим воплощением каждого этапа производства посредством выполнения чисто механических действий.
Для каждого грамотного человека совершенно очевидно, что технологические процессы в эпоху становления машинного способа производства и в современном производстве по степени сложности отличаются друг от друга на несколько порядков. Следовательно, к современному оборудованию допускать неграмотного рабочего, как говорится, себе дороже. Поэтому рабочего капиталист просто вынужден образовывать, но только в тех пределах, в каких требует существующий уровень сложности пользования техникой.
И если верно, а это абсолютно верно, что всю совокупность рабочей силы в системе общественного способа материального производства можно определить как людей с их навыками и способностями к предметно-преобразующей деятельности, то каждый квалифицированный рабочий становится собственником строго определенных способностей, трудовых навыков. Если бы это было не так, то и действия осла, крутящего винт в скважине для поднятия воды наверх, и действия енота полоскуна, якобы стирающего ваш носовой платок, и т.п., можно было бы отнести к такой категории, как рабочая сила.
Вернемся к «цепям», посредством которых человек порабощается исключительно физическим принуждением к простейшим формам труда (рабовладение), и даже смешанными формами принуждения к труду, т.е. физическим и экономическим (феодализм, т.е. привязывание к земле). Такие цепи разбиваются уже на начальной стадии становления буржуазного способа производства самой буржуазией. Она провозглашает полную свободу для всех и каждого. Хочешь — работай, не хочешь — не работай, принуждать тебя никто не собирается. И выбор форм деятельности остается за каждым человеком. Но тысячу раз повторял и сейчас повторю — там, где выбор, там нет свободы. Если уж зашел в чужой монастырь под названием «капиталистическое производство», то должен подчиняться уставу, существующему в этом монастыре. Монастырь-то, т.е. средства производства, вошедшему в монастырь не принадлежит, а принадлежит он частному собственнику, владельцу! Вот между ним и квалифицированным (и даже не квалифицированным) рабочим происходит обмен. Частный собственник дает рабочему жизненное средство его труда (орудие производства), а рабочий отдает во власть владельца жизненных средств труда (средств производства) свою уникальную и порой неповторимую собственность в виде его индивидуальных навыков и способностей пользоваться и в определенной мере владеть средствами производства. Выходит, что на рынке обмениваются два частных собственника? Получается, что современный квалифицированный рабочий не так уж и гол, как сокол, каковым он был на первоначальных этапах развития капиталистического способа производства.
Следует лишь уточнить, а является ли способность осуществлять предметно-преобразующую деятельность собственностью. Если да, то, в каком смысле: в экономическом, юридическом, или вообще в чисто вещном варианте? Во-первых, такая способность может быть присуща только человеку и только в обществе, и поэтому вне интеллекта она функционировать не может. Но интеллект не подлежит стоимостной оценке по очень простой причине, при попытках его оценки нет и не могут быть найдены критерии для соотнесения его с любыми вещественными предметами, т.е. какими-либо товарами. Это все равно, что решать задачку, сколько весит красота, или сколько метров в способности разрешать противоречие. Но зато соотносить нечто вещественное можно лишь с результатами интеллектуальной деятельности. Результат интеллектуальной деятельности оценить можно, а вот саму интеллектуальную деятельность – нет. Выходит, что интеллект бесценен.
В таком случае, как быть со способностью предметного преобразования (превращения предметов природы в предметы культуры)? Все дело в том, что пока человек познает алгоритм функционирования сложного (или даже простого) орудия труда, он занимается интеллектуальной деятельностью. Но, познав его, присвоив его, и, наконец-то, став необходимой частью функции этого орудия, человек отчуждается в дальнейшей деятельности от творчества, т.е. от чисто человеческой формы деятельности. Он сам становится частью машины (орудия) и в этом качестве он и выступает на рынке обмена. Он их (навыки) через себя обменивает с другим собственником. Ну, а если нет навыков, тогда он просто продает своё физическое тело для простых форм деятельности, а то и просто для удовлетворения физиологических потребностей в интимных утехах. Иногда за последнее неплохо платят, и даже называют навыки по удовлетворению физиологических потребностей профессией. Притворства и кривляний здесь в избытке, а творчества, а значит и живой души, нет. Поэтому к такому «профессионалу» (не важно, в юбке он или в штанах) относятся брезгливо и не щадят после того, как удовлетворят свои естественные потребности (нередко и во время удовлетворения физиологических интимных потребностей проявляется цинизм, жестокость и т.п.).
Конкуренция между собственниками средств производства – это постоянное противостояние их между собой на рынке обмена конечными результатами производства. И противостоять конкурентам можно тем успешнее, чем за одну и ту же единицу времени можно быстрее и дешевле произвести аналогичный товар. И конкуренция неизбежно порождает потогонную (конвейерную) систему производства и совершенствование технологии в ней. Иерархическая лестница конкурирующих между собой на рынке труда рабочих тоже растет. Внизу дерутся за рабочие места те, кто не обладает какими-либо сложными навыками к трудовой деятельности, а если и обладают, то для них не существует необходимое количество рабочих мест для их поглощения.
Наверху иерархической лестницы рабочей силы воюет рабочая элита, для которой, как правило, также не хватает достаточного количества производственных мощностей. Но капитал, который и создает наемный труд, не может расширяться без постоянного роста на рынке этого самого наемного труда. Поэтому не прекращается конкуренция не только между собственниками средств производства, но и между различными слоями наемной рабочей силы. Конкуренция, как между собственниками средств производства (буржуазией), так и между различными слоями рабочей силы, неизбежно порождает и совершенствует технологию самой конкуренции в виде различного рода реклам в доступных информационных сетях. При потреблении готового продукта происходит вторичное ограбление рабочего, но уже в сфере навязанных и изуродованных (извращенных) форм потребления готового товара.
Присвоение методов управления конкуренцией, равно как и технологически сложных форм предметной деятельности, совершенствовало профессионализм, а значит и однобокость (узость) мировоззрения владельцев этих методов. Недосягаемость профилированных деятельностных способностей, взметнувшихся узким лучом в бездну непонимания целого, все больше толкает человечество в пропасть виртуальной реальности. Виртуальная реальность болотной жижей втягивает разум человека в мир иллюзий. Шестой технологический уклад, известный благодаря такому термину, как «нано», является родным дитятей капиталистического способа производства, хотя и нежеланным для него, как бы странным, на первый взгляд, не показалось такое утверждение о нежелательности.
«Нано» — это клеточные технологии, характеризующиеся резким снижением энергоёмкости и материалоёмкости производства, а также конструированием материалов и организмов с заранее заданными свойствами. Такие технологии неизбежно толкают «акушера», коим является государство, вытащить из чрева капиталистического способа производства такого дитя, на которого с самого рождения не надо будет тратиться, и который с самого рождения начнет заботиться о своих родителях, дедушках и бабушках. Родителями этого дитя является интеллектуальная элита общества, а дедушками и бабушками, и прочими родственниками, являются обыватели, во главе которых стоят крестные отцы и черти какие матери, т.е. финансово-олигархические упыри (нелюди).
Но что это за такое чудесное дитя, которое своим рождением затмит всех ранее воображаемых богов и полубогов? Кстати, имя у него уже есть – это «искусственный интеллект». Вот вам и здрасьте, человечество до сих пор в туманных догадках, что есть такое «естественный интеллект», а шустрые интеллектуалы (а если сказать точнее, то просто высококвалифицированные узко профильные технари) уже в поте лица трудятся над созданием «искусственного интеллекта». И они ничего не хотят слышать о том, что естественный интеллект проявляет всю свою мощь только там и только тогда, когда все человечество, как, впрочем, и отдельная творческая личность, пытается разрешить то или иное противоречие. Вне необходимости разрешать противоречие интеллект без надобности. Но какой бы совершенной и сложной не воображали и даже не создавали бы машину, для неё извне всегда будут заданы схемы её функционирования. И эти схемы сегодня настолько сложны, что их создатели сами запутались и всё больше со страхом смотрят даже на ближайшие перспективы по совершенствованию своих роботов. Алхимики по созданию искусственного интеллекта никак не могут понять, что его создать невозможно в принципе. Почему принципиально невозможно создать искусственный интеллект, считаю, что вполне достаточно будет просмотреть материал по этой ссылке.
Но в двух словах можно сказать следующее – машина не знает противоречия и не может функционировать при его наличии. Любая, даже самая совершенная машина, всегда замкнута исключительно на свои собственные схемы и алгоритмы. И чем она сложнее, тем больше возникает иллюзия, что она еще и умнее своих создателей. Но в противоречиях окончательно запутались лишь создатели пресловутого искусственного интеллекта. И их запутанное мышление для человечества не менее опасно, чем необузданные аппетиты носителей частных интересов.
А если учесть, что «Капитализм – это и есть производство ради производства, и есть грандиозная машина, превратившаяся в самоцель, а человека превратившая в средство, в сырье производства и воспроизводства своего ненасытного организма. Эта грандиозная машина, состоящая из миллионов частичных машин, вышла из-под контроля человеческого разума и воли, она стала умнее и могущественней, чем любой отдельный человеческий индивидуум, играющий в ней незавидную роль винтика». (А.С. Арсеньев, Э.В. Ильенков, В.В. Давыдов. «Машина и человек, кибернетика и философия» в сборнике «Ленинская теория отражения и современная наука». М., 1966, с. 277-278.)
Но винтик-то – это все же, человеческий индивид, следовательно, он всегда будет стоять в позе буриданова осла. С одной стороны, его постоянно будет манить ничегонеделанье, но с большим доходом, с другой стороны, в нём всегда будет присутствовать желание заниматься творческой деятельностью, пусть даже и с малым доходом, а то и вообще без него. Творить — это прерогатива человека, его крест, а не бога.
Почему будет преследовать творчество? Да только потому, что творчество и свобода – это синонимы друг друга. Кто же не мечтает о свободе, пусть даже и понимаемой, как скроенная под свою индивидуальность жизнь. И совсем неважно, что на самом деле свобода – это осознанная необходимость, т.е. не только строгое следование законам и природы и общества, но и их познание и формулирование. А чтобы осознать необходимость, её нужно не только познать, но еще и принять, а приняв — изменить. Ведь человек является таким существом, которое только тогда и может познавать, когда он постоянно изменяет окружающую его действительность. А когда он начнет изменять, то обязательно столкнется с такими же индивидами, как и он сам, т.е. с пытающимися обустроить все вокруг под свою индивидуальность. Ему придется с кем-то объединяться, постоянно под кого-то и что-то подстраивать или подстраиваться самому, утрачивая день за днем иллюзии о понимаемой им свободе изолированного от общества индивида. В итоге он окажется в той социальной нише, которая соответствует его особенностям (ограниченным способностям).
Теоретически подготовленный читатель обязательно скажет, что человек только тем и занимается, что постоянно изменяет окружающую его среду обитания, и нет ничего плохого, что он стремится рано или поздно окончательно переложить бремя изменений на саму природу. Для этого ему понадобится искусственный интеллект. Да в том-то и дело, что ему понадобится не мифический искусственный интеллект, а коллективный интеллект развитого общества.
Но полагать, что власть имущих успокоится и не будет спонсировать создание искусственного интеллекта, значит заблуждаться по поводу сущности этой власти. И вот почему.
Труд в его отчужденных формах также является синонимом частной собственности. И события последнего столетия показывают, что в развитых странах люди все больше отказываются от отчужденных форм труда, т.е. от любых форм физического (нетворческого) труда, перекладывая его на плечи представителей тех стран, в которых уровень социальной организации общества и технологии производства материальных и духовных благ существенно отстают от развитых стран Запада (в не географическом смысле этого слова).
Запад все больше втягивает в орбиту своих экономических, а значит и политических, интересов отсталые страны. И этот процесс называется глобализацией. Он не искусственно выдуман, а объективно обусловлен экономическими и политическими интересами большинства граждан Западных стран.
Частный интерес и частный капитал обеспечивается единственным способом – присвоением собственником средств производства прибавочного продукта, проще говоря, присвоением того, что собственник не доплатил рабочему. Все остальные формы присвоения вне производства: кража, грабеж, разбой, мошеннические действия и т.п. – это уже последующие способы отъема и перераспределения отнятого у рабочего собственником средств производства. Присвоение прибавочной стоимости, прибавочного продукта и есть проявление того, что называется эксплуатацией человека человеком. Создавая присловутый «искусственный интеллект», крупный капитал лишь надеется, что с его помощью он сможет более эффективно координировать свои действия по управлению обществом посредством манипулирования ложными информационными потоками и ложными ценностями и, тем самым, эффективнее осуществлять грабеж.
Вроде бы это всем известно, а потому многие считают, что за пределами существующего способа ведения хозяйственной деятельности, основанного на товарном производстве, других форм организации общественного производства вроде бы как и не существует. А имевшие попытки обобществить средства производства, по мнению большинства людей стран, где это обобществление имело место быть, себя во многом дискредитировали.
Но вернемся к тому реальному положению вещей, когда Марксом не без основания доказывалось, что новое всегда зарождается в недрах старого. И дело даже не в том, что крупная буржуазия чаще и в большей мере, чем какой-либо другой социальный слой общества, отнимает частную собственность, укрупняя производство и, тем самым, придавая ему все больше общественный характер. Дело в том, что она же в большей степени и уничтожает частную собственность в самом её зародыше, и она это так делает, что этому процессу у неё могло бы поучиться подавляющее большинство тех, кто считает себя приверженцами коммунистической идеи.
В чем кроется секрет того факта, что буржуазия вынуждена рубить сук, на котором сама же и сидит? Что её вынуждает это делать? Ответ один – конкуренция на рынке сбыта произведенного товара. Буржуазия вынуждена даже законодательно сдерживать конкуренцию между собой, создавая антимонопольные законы. Но её вынуждает уничтожать частную собственность на корню еще и технологические новации. Ведь производство большего количества товаров за единицу времени можно осуществить при более высоком уровне технического обеспечения самих производственных процессов.
Ведь буржуазия всегда стремилась свести к минимуму количество рабочих, которым она вынуждена платить заработную плату. Свести к минимуму, не значит вовсе изъять рабочего из производства. Откуда же тогда возьмется прибавочная стоимость, прибавочный продукт? В конце концов, не станку же недоплачивать.
Марксу констатировать факт, что «призрак бродит по Европе – призрак коммунизма», позволило не только появление паровой машины, которая многократно усилила мышцу человека, но и ряд других технологических изобретений, произошедших в период его теоретической деятельности. Именно они позволили ему сделать вывод о неизбежном уничтожении, в конечном счете, субъективного фактора на производстве, т.е. когда возможность «производить машины с помощью машин» стала очевидной реальностью уже на стадии раннего развития промышленного производства. Именно Маркс увидел, на примере такого изобретения, как суппорт, что процесс высвобождения человека от механических повторений в производственном процессе уже не остановить. Как точно пишет об открытии суппорта С.Ю. Курганов, «орудие перестает быть продолжением моей руки, отделяется от меня, перестает быть только моим у-мени-ем (умение — это то, что есть у меня). Человек становится внутренне свободным по отношению к орудиям производства, может произвольно переходить от одного орудия к другому, оставаясь при этом самим собой».[1]
Безотходное производство с замкнутыми технологическими циклами может автономно функционировать без участия в них человека именно как необходимого технологического звена в производственном процессе. Здесь в принципе невозможна эксплуатация, так как в таком производстве будет отсутствовать физический (монотонный, алгоритмизированный) труд человека, что, по сути, и является частной собственностью, являющейся основной причиной одностороннего (усеченного) развития человека. Следовательно, станет невозможна прибавочная стоимость, так как недоплатить можно только «живой рабочей мышце» т.е. рабочему, а его-то участие в производстве не будет предусмотрено технологически.
С чем столкнулись собственники предприятий в развитых странах, где такие предприятия уже существуют, и, в частности, в Японии? В замкнутых технологических производствах переналадка роботизированных конвейеров роботами оказалась более дорогостоящим процессом, чем переналадка производства силами самих рабочих. И японские владельцы указанных производственных комплексов вынуждены были вернуть эту самую живую рабочую силу («мышцу») на производство. И этим самым обозначили предел для дальнейшего развития науки и образования, преодолеть который рыночная экономика, основанная на товарном производстве, не в состоянии. Поэтому она сегодня стала главной причиной застоя в науке, посредством которой еще вчера можно, и даже необходимо, было освободить человечество от зависимости слепой необходимости, сделав науку главной производительной силой.
Таким образом, надвигающийся более высокий уровень организации производства, предполагает кардинальные изменения, прежде всего, в системе самих отношений собственности и власти, которые существуют сегодня в развитых странах. И проблема здесь совсем даже не в отсутствии «разнообразия и индивидуального выбора в образовании»,[2] как полагают специалисты в области образования в Японии, а в том, что выбора в данном случае не должно быть в принципе. Выбор в образовании будет лишь очередной попыткой усовершенствования существующей системы специализации, сродни когда-то введенной смене деятельности на производстве, где существует конвейер. Также не могут существенно решить проблему преобразования всей системы промышленности в единую технологическую фабрику по производству необходимых средств для жизнедеятельности общества, как единого исторического субъекта, и создание сети технополисов, наподобие «Силикон-Велли», Рут 128, Хамамацу, Сколково, жилые поселения Брандбю и т.п. Не могут технополисы решить указанную проблему не только потому, что они оторваны от реальных повседневных проблем жизни людей, и не являются составным элементом общественной инфраструктуры, как некоей целостной системы, а еще и потому, что им не даст развиваться сама рыночная (товарная) система производства и потребления, поскольку последняя основывается на частном интересе, как отдельных социальных групп, так и каждого индивида в отдельности.
В связи с высказанными выше мыслями можно констатировать, что автоматизированные системы управления (АСУ) безотходным замкнутым производством, находясь в частных руках, будут камнем преткновения в развитии более совершенных технологий. Более того, нахождение их в частных руках будет таить в себе опасность техногенных катастроф. Ведь ввести одновременно на всем пространстве даже одного государства замкнутые технологически безотходные производства с АСУ, будет невозможно. А в некоторых отраслях производства это вообще невозможно осуществить. Вот в этом случае и предполагается наличие власти в руках только тех, кто заинтересован поэтапно высвобождать себя и высвобождать на производстве других от монотонного физического труда, т.е. от самой сущности частной собственности.
Кто, кроме рабочего в этом кровно заинтересован? Никто! Поэтому когда говорят о плановой экономике, то речь должна идти не о примитивном планировании выпуска определенного количества того или иного товара народного потребления, а о планировании поэтапного уничтожения производств, в которых сохраняется физический труд. И, поскольку процент рабочих на предприятиях будет существенно уменьшаться, то именно рабочий будет заинтересован создавать и контролировать в обществе образовательные стандарты, ничего общего не имеющих с нынешними буржуазными образовательными стандартами.
Даже в Японии с этой проблемой столкнулись предприятия, связанные с высокими технологиями. Казалось бы, что предел индустриального развития общества достигнут, осталось только формировать разумные потребности и удовлетворять их. Но технологически любое производство не стоит на месте и постоянно требует модернизации. А модернизация при современных темпах развития требует создания гибкой кадровой структуры, способной динамично меняться в соответствии с меняющимися требованиями в самом производстве. Полагать, что современное образование будет поспевать за динамикой производства, мягко говоря, сомнительно, а создание сети образовательных учреждений по переучиванию, повышению деловых качеств и навыков, вряд ли будут способствовать решению проблем.
Все кто проходил повышение квалификации, наверняка наблюдали одну и ту же картину, когда существующие специалисты в той или иной образовательной структуре, просто садятся на своего «конька» и начитывают слушателям то, что ими наработано («заезжено») за долгие годы и, чаще всего, их лекции не соответствуют темам, заявленных в плане повышения квалификации. Это еще один образец действия по штампу, выйти за пределы которого специалисту (профессионалу) крайне затруднительно, ибо он утратил творческие способности действовать всегда сообразно ситуации, поэтому он ситуацию подгоняет под готовые и наезженные им штампы.
Достаточно знать логику государственного образовательного процесса, чтобы понять, что такая картина является закономерной для любой страны. «В неофициальных разговорах многие японские бизнесмены и служащие Министерства внешней торговли и промышленности (МВТП) – сторожевого пса японской промышленности – говорили, что они уже устали сражаться с Министерством образования (МО), которое жестко контролирует национальную систему образования. «МО настолько безнадежно устарело, — говорит один из них, — что мы стараемся игнорировать или обходить его». Это заявление поддерживается многими людьми, требующими реформы образования в Японии».[3]
Организация власти рабочих может быть только коллективной, т.е. в виде Советов, но их Советов, а не всего населения. Это не означает, что остальное население будет стоять в стороне, оно, как раз таки будет постоянно привлекаться к решению задач, которые будут возникать по мере поэтапного уничтожения всех форм отчуждения, которые неизбежно будут в той или иной степени функционировать в социалистическом обществе на первых этапах его развития. И в этом деле без диктатуры не обойтись. По большому счету, общество, тем более развитое, не может развиваться без диктата, в основе которого должна быть не воля личности, а логика диалектического развития общества, объективная логика самого дела, его существа. И пока рабочие не осозна́ют свой интерес и свою миссию, которые заключаются именно в том, что только они могут объективно уничтожить все формы отчуждения, начиная это уничтожение с самих себя (на манер, как показано, к примеру, в кинофильме «Большая семья» или в книге В.А. Кочетова «Журбины», по которой и была снята кинолента), то полагать, что это за них сможет сделать какая-то другая социально-организованная группа, является большой наивностью. Вместо организации рабочих всегда будут возникать лишь экстремистские организации в виде националистов, антисемитов, боевых-экстремистских организаций и т.п. И даже армия не может взять на себя эту миссию, ибо она сама находится на иждивении рабочих, которые и платят государству налоги на содержание армии. Армия может лишь быть на стороне народа. И, кстати, самой армии не мешало бы разобраться в понятии народ. Как писал М. Лифшиц в своей работе «Нравственное значение Октябрьской революции», — «Народы создают великое сплочение революции, тогда как толпа, руководимая демагогами, его разлагает и губит. Движения, подобные фашизму, превращают народ в толпу; движения подобные Октябрьской революции, поднимают толпу до уровня народа». Если на предприятии и существует династия рабочих, то она должна, как сказал бы философ, снять себя в деятельности инженера. Пора понять, что самое совершенное производство, это производство без рабочих на нем, а само общество, как единый субъект истории, не может делиться на интеллигентов и не интеллигентов, а должно состоять из универсально образованных личностей, в конечном счете, совпадающих со всем населением страны. И когда на предприятиии будет окончательно устранен субъективный фактор, то это предприятие полностью будет выпадать из процесса регулирования политэкономическими законами. Поэтому логика социалистического развития — это не развитие экономики, а её полное снятие (уничтожение). И этот парадокс (который является парадоксом лишь на первый взгляд) мало для кого становится предметом критического осмысления. И только та страна сможет стать мировым лидером и втягивать в орбиту обустройства общества на гуманистических началах все остальные страны, которая в основу своей политики поставит задачу не развития экономики, а её диалектического снятия (уничтожения). Россия взялась в деле развития экономики соперничать (и, якобы, сотрудничать) с Западом. Но это заведомо проигршный для неё вариант «развития». К сожалению, это обстоятельство не хотят понять сами россияне. Но самым чудовищным является тот факт, что лидеры левых движений этой диалектикой тоже не владеют, и вводят в заблуждение тех, кто им верит и идет за ними. Но вера — категория религии, а не политики. В политике надо учиться думать, и еще раз думать. Судя по тому разгулу, так называемого плюрализма мнений (чего не должно быть хотя бы в политике левых), нынешняя власть может еще долго почивать и нежиться на перине плюрализма мнений разрозненной частными интересами социальных групп и не беспокоиться, что её с этой перины скоро стряхнут.
Меня больше всего удивляет не то, что нынешние правители отрицают предшествующий опыт обустройства общества на гуманистических основаниях, а то, что они же этим обустройством и занимались, так ни в чем и не разобравшись и ничего не поняв в этом обустройстве. Теперь они взялись обустраивать общество по лекалам вчерашнего дня Западного мира, тем более ничего в этом не понимая, поскольку этого опыта у них нет, и никогда не было.
Поэтому когда нынешняя власть заявляет, что существующей системе организации общества и производства нет альтернативы, то эти заявления делаются либо от большого перепуга, либо вследствие дремучего невежества. Служить частной собственности, молиться ей, значит осуществлять заведомо преступную деятельность по отношению к основам самой жизни, и отнимать будущее у наших детей. Частная собственность без низких технологий существовать не может! И называть людей прогрессивными, которые ратуют за частную собственность, это величайшая глупость. Капитализм вообще не является альтернативой социализму, ибо крах первого неизбежен, в противном случае, у человечества вообще не будет даже ближайшего будущего. И природа нам об этом уже открыто сигнализирует.
[1] Курганов С.Ю. Ребенок и взрослый в учебном диалоге: Кн. для учителя. – М: Просвещение 1989 г. с. 34 в электронном варианте. Источник: Ребенок и взрослый в учебном диалоге: Кн. для учителя. — М.: Просвещение, 1989
[2] Там же, с. 292
[3] Тацуно Ш. «Стратегия – технополисы». М. Прогресс. 1989 г. с. 31.
