Королёв В.А. кандидат философских наук, адвокат.
г. Зеленоград.
ОБ АКТУАЛЬНОСТИ ПОНИМАНИЯ КАТЕГОРИИ «ПРОТИВОРЕЧИЕ».
Полагаю важным в период опасного закипания социальных противоречий в обществе, соответственно и в психике каждого человека, высказаться по поводу проблем, связанных с пониманием противоречия, как узловой категории в сложном лабиринте познания.
Итак, о самой сущности противоречия. Казалось бы, что слово противоречие говорит само за себя, т.е. в речи одно утверждение (суждение), как бы, не соответствует и противоречит другому утверждению (суждению). И получается, что несоответствие между двумя суждениями (утверждениями, мнениями, полаганиями и т.п.) обнаруживается только лишь в речи, через речь. Но почему противоречие предполагается только в речи, а не в самой действительности, в самом внешнем предмете, который подвергся либо логическому, либо реальному анализу посредством речи или посредством практического расчленения предмета на его составляющие противоположные элементы?
Сегодня многим мыслящим людям, читающим серьезную научную литературу, известен, на первый взгляд достаточно парадоксальный, гегелевский тезис – «Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия – критерий заблуждения».[1] То, что в самой речи могут быть нарушены формально-логические правила, правила грамматики языка, субъективно исказиться смысловое содержание терминов, понятий и т.п., что неизбежно порождает одно или даже несколько противоречий в суждениях, совершенно не имеет никакого отношения к реальному объективно существующему противоречию в самом внешнем объекте, подвергшемуся вышеуказанному анализу. Гегель и имел в виду в своём тезисе именно объективно существующее противоречие во внешнем объекте. Правда он его (противоречие), как и сами законы объективной диалектики, рассматривал в «рафинированной онтологической чистоте…»[2] Но в этом случае как будто бы несколько неуместно звучит такое понятие как противоречие. Речь всегда обременена субъективностью при определении посредством языка (искусственных знаков, символов, слов) внешнего объекта, который существует независимо от сознания.
Любой объект (в какой бы форме он себя не проявлял), находясь в некоей видимой целостности (определенности) и в относительном покое, т.е. когда его внутренние противоположности находятся в равновесии, не выносит (не явит) наружу то, что делает его одновременно тождественным и не тождественным самому себе. Также как он не явит те самые противоположности, благодаря которым он функционирует, удерживая свою относительно устойчивую внешнюю форму и соответствующий ей (этой форме) способ бытия. Имеется в виду, что объект не явит внутренние противоположности в таком виде, который позволил бы субъекту, подвергшего объект анализу, прочитать их, т.е. считывать, в прямом смысле этого слова.
Объект целостен (определен) и функционален благодаря наличию в нём противоположностей, постоянно находящихся в их противоборствующем единстве. Вот это-то постоянство в противостоянии (взаимодействии) противоположностей в объекте (ещё раз сделаю акцент, в какой бы форме объект не проявлял себя) и позволяет познающему субъекту обнаруживать существенные объективно существующие противоположности, которые свойственны конкретному объекту. Это-то постоянство во взаимодействии противоположностей со временем и формулируется познающим субъектом как закономерность, как закон. Но эти противоположности могут быть познающим субъектом (т.е. нами) оформлены только в виде речи (устной, письменной, графически оформленной и т.п. языковой форме). И как бы правильнее ни формулировалось определение противоречия, и как бы адекватнее ни обозначались противоположности в нём, идеально совпадающие с объективной логикой бытия внешнего объекта (предмета), в любом случае противоречие может быть выражено для познающего субъекта (для нас самих и нами самими) только в форме речи и языка.
Но как обнаруживаются противоположности в конкретном объекте, если в нём одновременно функционирует несколько противоположностей? Достаточно сказать, что буквально любое материальное образование постоянно находится в непрерывном движении и, в то же самое время, без относительного покоя была бы невозможна ни одна объективно существующая форма в самом широком смысле этого слова (т.е. форма как повторяющийся в основных своих параметрах способ наполнения любого объекта содержанием). Уже здесь явным образом усматривается противоположность между покоем и движением, притяжением и отталкиванием и т.п. Но каждый конкретный объект, кроме указанных всеобщих противоположностей (покоя и движения, притяжения и отталкивания), имеет еще и присущие, т.е. свойственные только ему противоположности. Они-то каким образом обнаруживаются познающим субъектом?
Не секрет, что познающий субъект эти внутренние противоположности в конкретном объекте способен обнаруживать, сталкивать их между собой, и только поэтому он может воспроизвести этот конкретный объект, вызвав его к жизни, познав его жизненную силу. Так как он их (внутренние противоположности) в конкретном объекте обнаруживает?
Можно привести бесчисленное множество примеров выявления противоположностей в любом конкретном объекте, которые обнаруживает познающий субъект и даёт им определение (обозначает их пределы, границы функционирования). Но процедурно выявление противоположностей имеет единый способ, который самой природе, как раз таки, и не присущ.
Постепенно утрачивая естественную способность приспосабливаться к природе, наши предки (совершенно не важно, сколько десятков, сотен тысяч или миллионов лет тому назад начался этот процесс) стали приспосабливать природу к своим потребностям, но не к естественным потребностям, а к социокультурным. Возникает вопрос, откуда и почему возникли эти социокультурные потребности, и что это за потребности?
В самом общем плане следует по данному факту сделать следующее существенное определение противоречия между субъектом и объектом (по сути, между Обществом и Природой). Из него, так или иначе, веером разрастаются и разворачиваются все остальные противоречия между активностью субъекта и природой. Б.Ф Поршнев в своём фундаментальном труде «О начале человеческой истории» цитирует примечательное утверждение К.А. Тимирязева, которое и можно взять за основу «первородного» противоречия — «Учение о борьбе за существование останавливается на пороге культурной истории. Вся разумная деятельность человека одна борьба — с борьбой за существование».[3] Правда, сегодня эта борьба обнажилась до неприличия и далеко не в разумных формах. Но начиналось всё как естественный ход развития (становления) общества. В чём это выразилось? В становлении субъекта, способного осознать своё место в природе и, оторвавшись от неё, вновь с ней «подружиться», присвоив ум (объективную диалектику) природы, наконец-то став её благодарным учеником, оставаясь при этом разумным ребенком природы.
Достаточно длительный период времени использование передних конечностей не для перемещения в пространстве, а для перемещения и изменения окружающих предметов в пространстве, по меткому выражению А. В. Сурмавы, превратили мозг в орган руки, но «никак не наоборот». И она-то (теперь уже не просто передняя конечность, а рука) стала одновременно и первым социокультурным органом. Не природа, а сам человек её сконструировал как первый социо-культурный умный (умелый) орган.
Изменяя руками внешнюю среду обитания, человек обнаруживал, что предмет в природе, как он есть, и этот же предмет, подвергшийся изменениям в результате воздействия на него, не один и тот же предмет, во всяком случае, не один и тот же предмет хотя бы уже по внешней форме. Однако при этом в нём не переставали проявляться и сохраняться его собственные свойства. Их неизменное проявление и позволяло улавливать устойчивую связь между свойствами самого предмета, как и удерживать устойчивые связи внутри предмета, подвергшихся обработке, с внешними по отношению к нему другими предметами и их свойствами.
Но на протяжении всей истории развития человечества, сам человек не переставал быть ещё и тем самым внешним объектом воздействия на самого себя, т.е. воздействия, как другими людьми, так и им самим на самого себя, как персонифицированного в себе и для себя существа. И уже здесь, являясь одновременно субъектом и объектом, он мог сам себе противоречить, не соглашаться с самим собой, т.е. критически относится к своим мыслям. Правда – эта критичность не столь уж и часто встречающееся положительное качество в каждом субъекте.
Воздействие на один и тот же предмет природы разными (разными в способностях, навыках, с разными целями воздействия и т.п.) людьми, чаще всего порождало у каждого и различия в восприятии результатов воздействия, следовательно, возникали и разные отношения, как к предмету воздействия, так и к тем, кто воздействовал на этот предмет. Различия в восприятии оформлялись в речи, т.е. создавались вербальные копии деятельности с предметами и вербальные копии отношений между различными людьми, которые складывались в результате предметно-преобразующей деятельности.
Когда стала формироваться устойчивая грамматическая структура языка (речи), не трудно себе представить, какие сложности стали возникать в процессе создания вербальных (словесно выраженных) копий, в которых описывалась предметно-преобразующая деятельность и отношения между теми, кто осуществлял эту деятельность. Но одно дело формулирование (определение) противоречий в предметно-преобразующей деятельности (определение чисто технологического процесса), другое дело формулирование (определение) противоречий в отношениях между людьми, проявляющихся уже как чисто социально-психологический процесс. И чем больше расширялись и разнились формы деятельности в отношении одних и тех же предметов, тем больше возникала потребность в регламентации различий в деятельности по отношению к этим различным предметам деятельности, порождая то, что называется в обществе правовыми и нравственными законами. И чем больше расширялся круг различных форм деятельности вследствие вовлечения сил природы в качестве сущностных сил уже самого человека, возникала потребность в регламентации между самими различными формами деятельности. Так или иначе, всякая регламентация отношений, облеченная в вербальные и логические (процессуальные) формы между теми, кто осуществляет предметно-преобразующую деятельность, порождала нравственно-этические, правовые и религиозные императивные нормы, правила, социальные законы.
Неизбежно возникали и углублялись противоречия между самими правилами и нормами различных форм регулирования всех общественных отношений между различными социальными группами в исторически определенной структуре конкретного общества, начиная с семьи и кончая государством с существующими в нём классовыми противоречиями, не говоря уже об углублении противоречий в международных правовых отношениях.
Совершенно очевидно, что ориентироваться в лабиринте переплетающихся внутренних, внешних, основных, не основных и т.п. противоречий всегда было не простым занятием, а сегодня многие полагают, что рассуждения об объективных противоречиях является интеллектуальным излишеством, умствованием. До рассуждений об объективных противоречиях большинство людей не дорастает на том простом основании, что у них они ими изначально подвергаются искусственному редуцированию к непротиворечивым суждениям и заключениям. При этом, рассуждая даже о бытовых и повседневных проблемах, многие не догадываются, что проблема и противоречие практически являются синонимами друг друга. Если это так, то какой резон избегать при осмыслении бытия в его противоречивых формах?
В далеко не простом лабиринте реальных противоречий объективно находится каждый человек, желает он этого или нет. И реальность любого противоречия требует его определения, но не в субъективно выраженной форме, а в его объективно существующей форме. При этом большинство людей даже не способно «отличить чисто словесное противоречие от словесного выражения реального противоречия…»,[4] полагая при этом, что они ещё и владеют всеобщей абстрактной формулой разрешения любого противоречия без какого–либо его анализа. Разрешая любое противоречие по собственному усмотрению, человек своими усилиями прокладывает собственную стезю, которая неизбежно ведет к тупику, из которого он не способен найти выход.
Да, но ведь любое противоречие не существует без своего разрешения, но разрешается оно не посредством манипуляциями словами, терминами, понятиями, а посредством практического перехода одной противоположности в противоречии в другую противоположность и выход обеих противоположностей на новое, более масштабное противоречие. Социальное противоречие разрешается путём снятия (диалектического уничтожения) обеих противоположностей в чём-то для них третьем, которое становится противоположностью уже для другой противоположности, но на более высоком уровне противоречия. И для отдельного человека и для всего человечества самой высшей формой противоречия рано или поздно становится трудноразрешимое противоречие между жизнью и смертью, т.е. конечным и бесконечным, Природой и обществом.
Сегодня всё человечество, как и каждый отдельный человек, уперлись в противоречие между человеческой (родовой) сущностью и частными формами его бытия. Другими словами, все земное сообщество и каждый живущий в нём индивид уперлись в противоречие между родовой сущностью человека и существованием каждого, как частного (обособленного) физического лица, и многих, как частных, обособленных субъектов (государства, класса, клана и т.п.). А если быть более точным, то это противоречие возникло и развивалось давно, т.е. с того периода истории, когда возникли антагонистические классы, но сегодня оно вызрело для своего разрешения.
И основные противоположности этого противоречия, действуют так, что одна противоположность принимает некоторые существенные свойства и функции другой, независимо от того, желает ли этого каждая из противоположностей или нет. Разрешится противоречие между антагонистическими классами, разрешится на ближайшее будущее и противоречие между Природой и Обществом.
В связи со сказанным не мешало бы нынешним деятелям левого спектра в политике знать, что буржуазия в её современной форме не может существовать без своей противоположности, т.е. пролетариата в его современной форме. Но и пролетариат не может существовать без буржуазии, как своей противоположности. Без существования этих двух антагонистических классов не может быть и политической экономии, которая невозможна без товарного производства, как и наоборот. Поэтому дальнейшее развитие общества возможно лишь при условии не развития экономики (политической), а при её диалектическом снятии (уничтожении). В противном случае несдобровать природе, а значит и земному сообществу.
Поэтому следует заметить, что этим уничтожением, пусть и несколько вяло, но занимаются оба класса — и буржуазия и пролетариат. Буржуазия это вынуждена делать из-за постоянной конкуренции на рынке посредством развития шестого технологического уклада и развития, так называемых нано технологий, пролетариат это делает посредством присвоения достижений всей человеческой культуры, в том числе и технологических достижений. И чем интеллектуальнее развит пролетариат, тем меньше шансов у буржуазии осуществлять свою власть над пролетариатом, над всем населением планеты.
Буржуазные идеологи и апологеты, особенно либеральной, экономики не скрывают своего опасения за свою судьбу в случае прозрения людей труда. Но при этом делают всё, чтобы удержать людей труда в качестве источника своих доходов, позволяя дозировано и дифференцированно потреблять всю ту товарную массу, которая и удерживает людей труда в качестве того самого товара на рынке, который и позволяет буржуазии иметь прибыль. Люди же труда не скрывают своей неподдельной заинтересованности в приобретении всех достижений современной культуры, в том числе и достижений в технологических областях. Вот так противоположности взаимно растворяются друг в друге, как говорится, не мытьём, так катанием.
К сожалению, в противоречие между антагонистическими (т.е. непримиримыми ни при каких условиях) классами вклиниваются техногенные и демографические проблемы, решить которые можно не путём искусственного (насильственного) уничтожения значительной части населения планеты, а только посредством становления общества как единого субъекта по отношению к своей противоположности, т.е. к природе. Это и будет обозначать выход на более высокий уровень противоречия. Но, как говорится, будет день, будет и пища, и решаться это противоречие будет по мере его нарастания. Вот только большой вопрос, достигнет ли человечество этот уровень противоречия, и все ли до него доживут, зависит от понимания пролетариатом сути вышеназванного основного противоречия между общественным характером труда и частной собственностью на орудия и средства производства. А как раз таки это противоречие может быть разрешено не эволюционным, а революционным, т.е. сознательным, путём.
Именно от понимания такого способа разрешения основного противоречия власть отворачивает подавляющую часть населения на планете, подменяя в образовательных учреждениях процесс формирования универсальных способностей личности узким профилированием способностей и формальным усвоением знаний без понимания. Поэтому, без взятия в руки трудящимися управления производством, которое сегодня без образования универсальных мыслительных способностей личности просто невозможно, говорить о разрешении основного противоречия современности, бессмысленно. Что это за основное противоречие, выше уже обозначено.
Совершенно невозможно выйти на указанные более высокие уровни противоречий, не разрешив противоречие между умственным и физическим трудом, т.е. между трудом и капиталом, частными и общественными формами предметно-преобразующей деятельности, а также частными и общественными формами присвоения результатов предметно-преобразующей деятельности.
Для разрешения этих противоречий и были осуществлены на протяжении последних двухсот лет теоретические поиски способов разрешения указанных противоречий. Разрешить любые противоречия невозможно посредством точного описания картины мира. Это бессмысленное занятие, поскольку «любое определение – не что иное, как узловой пункт развития истины, но не она сама».[5] Теория, способная указать путь разрешения современного основного противоречия, может осуществляться в плоскости систематического развития научного метода познания, а, значит, и изменения существующего порядка вещей в мире.
Развитие философского (теоретического) метода не имеет своей целью подменить собою специально научные методы познания, а имеет цель охватывать достижения всех положительных наук и через этот охват выявлять те самые всеобщие закономерности в развитии мира, которые никогда не лежали на поверхности, соответственно, никогда на поверхности не обнаруживали себя и противоречия. «И нигде и никогда философия не может брать своим предметом «наиболее общие законы бытия» непосредственно, не изучая конкретных форм их проявления, ибо в чистом виде этих законов нет нигде ни на земле, ни на небе, ни в природе, ни в обществе…»[6]
По поводу предмета философии и изучаемых в Советских вузах философских дисциплин в середине 50-х годов прошлого столетия в МГУ развернулась серьезная дискуссия, инициированная тогда еще молодыми учеными Э.В. Ильенковым и В.И. Коровиковым. Эта дискуссия должна была стать водоразделом в идеологическом обеспечении процесса построения общества на гуманистических основаниях, но, к сожалению, так и не стала. Партийные идеологии тогда и сейчас так и не поняли практической значимости и актуальности в точном определении предмета философии, соответственно, и теории познания. В этом мне приходилось лично убеждаться неоднократно.
Суть тезисов сводилась к доказыванию того, что нет, и никогда не было таких предметов марксистско-ленинской философии, как «диалектический и исторический материализм», а есть и в реальном марксизме всегда исследовалось то, что называлось материалистическим пониманием истории и диалектической логикой, т.е. наукой о мышлении. Но наукой не о мышлении вообще, а о мышлении, которое философия имеет своим предметом, через который и выявлялись общие закономерности развития мышления во всех положительных науках: физики, химии, истории, политики и т.п. Разрешенный плюрализм мнений как раз и открыл ворота для разгула мышления вообще, которое ничего общего не имеет с объективными закономерностями познающего, а не созерцающего мышления, не терпящего объективного противоречия.
Если возникает потребность рассуждать о проблемах общества, с самого начала желательно понимать и постоянно удерживать в своём сознании далеко не простой факт, что диалектическая логика исследует мышление в его противоречивых формах, но не в словесно выраженных, а объективно существующих и в природе и в мышлении и в обществе. А если взявшийся рассуждать о проблемах общества человек не видит необходимости использовать в своих аргументах диалектическую логику, полагаясь на якобы вездесущие обыденное сознание и здравый рассудок, то не стоит спешить вставать в назидательную позу держателя истины в последней инстанции. Сегодня это уже не только не модно, но и всегда было неэффективным средством самовыражения. Актуальным всегда будет способность в самой действительности уметь обнаруживать объективное противоречие, которое можно разглядеть, если предварительно освоить историю развития диалектики, как науки о мышлении, но не о мышлении вообще, а о мышлении в его историческом развитии, в его постоянно противоречивых формах.
____________________________________________________________
[1] Гегель Г.В.Ф. Тезисы. Работы разных лет, т.1. Москва, 1970, с. 265.
[2] Ильенков Э.В. Философская тетрадь. Страсти по тезисам о предмете философии (1954—1955). – М., Канон. 2016, с.226.
[3] Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. – М., 2006, с. 31.
[4] Ильенков Э.В. «О роли противоречия в познании». В сборнике «Личность и творчество», раздел II Неопубликованные работы Ильенкова Э.В. –М., 1999 г. с. 248.
[5] Э.Ильенков Философская тетрадь. Страсти по тезисам о предмете философии (1954—1955). – М., Канон. 2016, с. 208.
[6] Там же, с. 225.
