Гёте высказал мысль, имеющую не только научно-теоретическое, но и вполне практическое значение для самопознания: «Изолированный человек никогда не достигает цели. Лишь все человечество вместе является истинным человеком, и индивид может только тогда радоваться и наслаждаться, если он обладает мужеством чувствовать себя в этом целом».(1. с. 376) Взгляд на современного человека через призму данного высказывания Гёте делает вполне очевидным то напряжение, которое проявляется на изломе противостояния между стремлением атомизированного индивида абсолютизировать свой суверенитет по отношению к обществу и попытками каждый раз представляться обществу в качестве истинного, а потому и всеобщего, образца общественного бытия. В случаях явных сбоев в притязаниях на всеобщность, извинительные действия индивид оставляет исключительно за собой. Поэтому он чаще всего сам себя и извиняет, применяя возвратную частицу -ся. Даже самоедство за совершенные ошибки скорее подтверждает наличие в индивиде притязаний на некую божественность, наивно характеризующейся недопущением самой возможности совершать ошибки, то есть не быть в состоянии заблуждения, не быть жертвой исключительной случайности.
Почему Гёте говорит о мужестве, которое требуется при чувствовании себя в целом? Да хотя бы уже потому, что индивиду не просто признать за собой частичность, ограниченность по отношению к целому, которое потому и не воспринимается им, что он не в состоянии увидеть целое именно в силу своей частичности. Разорвать этот порочный замкнутый круг может только деятельная, а не просто созерцающая личность. В свою очередь деятельность требует активности на стороне добра, которое еще надо отличить от зла. А, как известно, добро, как и зло, тоже должно обладать кулаками, в том числе и интеллектуальными, но пользоваться ими, в отличие от зла, оно должно не бездумно, а разумно.
Личность, выступающая на стороне добра, ответственность за сотворенные им результаты берет на себя, а не кивает в случае неудачи на все те случайные обстоятельства, которые ею не были предусмотрены или учтены в процессе деятельности во имя всеобщего блага, и никак не меньше. Это еще одна причина, указывающая на необходимость проявления мужества, когда происходит попытка выступить от имени целого.
Если учесть что согласно позиции Э.В. Ильенкова зло, т.е. заблуждение, «начинается только там, где ограниченно верному способу действий придается универсальное значение, там, где относительное принимают за абсолютное» (2. с. 45), то становится понятным, почему зло тоже может внешне проявлять себя, как образец бесстрашия. Правда это внешне проявленное бесстрашное поведение превращается в свою противоположность, когда действительность вскрывает всю ту узость интереса и ложность мотивации, которыми руководствовался ограниченный человек. И тогда индивид ищет спасения себя в религии, в мистике, поскольку они более доступны и понятны ему в сфере такого идеального, которое никак не совпадает с идеалом, и потому являющимся лишь проявлением субъективности в форме иллюзии, идеализирования идеального. Но даже это находится в сфере всеобщего. Почему?
Философия никогда не «кувыркалась» в эмоциональных перинах самодовольного индивида, чтобы не потерять себя в них. Но когда индивидуализм стал массовым и чуть ли не синонимом свободы, философии пришлось от этого чрезмерного бремени освободиться. Сначала она выделила проблемы индивидуальной психики (индивидуальной души) в область психологии, а психология, когда не могла справляться с диктатурой «дурной единичности» (Гегель), стала прибегать к помощи смирительной рубашки и в прямом и в переносном смысле этого слова, т.е. к психиатрии. Но и психиатрия не смогла обойтись без классификации психических аномалий, которую невозможно осуществить без обобщения, т.е. без выхода на всеобщность.
Но, так называемый, массовый индивидуализм не возник на пустом месте, он постепенно трансформировался из деятельностно-ограниченного и аскетически обустроенного средневекового общества со слабо выраженным в нем разделением труда, в расширенное пространство товарного производства и массового потребления многочисленных и разнообразных продуктов деятельности, появившимися благодаря взорвавшимся производительным силам капиталистического общества. И совсем неважно, что эти продукты (результаты) деятельности, чаще всего, разнообразны по чисто случайным признакам и свойствам, главное, что их стало много.
Ориентироваться в замкнутом средневековом пространстве можно было посредством минимального набора схем поведения без того, чтобы задумываться о возможности их выбора. Сегодня действительность как бы предоставляет возможность выбирать формы деятельности, вследствие чего создается иллюзия свободы в самом факте выбора. Многообразные страты создают и расставляют в обществе в строго определенном порядке знаки, вешки, ориентиры, познание которых позволяет не только занять ту или иную социальную нишу в системе существующих общественных отношений, но даже успешно ориентироваться в них. Разумно и гуманно ли нарушать саморегулирующийся порядок отношений и вещей, и уж тем более противостоять им, если реализуемая в современном развитом обществе в известных пределах физическая, правовая и политическая свобода индивида инициализирует его еще и к активной хозяйственной (экономической) деятельности?
Любой позитивист, привыкший апеллировать к очевидным фактам, скажет, что не гуманно и нецелесообразно разрушать саморазвивающуюся систему ценностей и отношений, вытекающих из них, и найдет в этом массовую поддержку обывателя. Другой вопрос, а стоит ли оппонировать в этом позитивисту? Разве только для того, чтобы приумножить интерес обывателя к бесплодной позиции позитивиста, а потом разрушить её железной логикой, чтобы падение вальяжного обывателя было больнее.
Итак, если несколько упрощенно выразить позицию современного позитивиста, то у него на одной стороне арифметическая сумма атомизированных индивидов, на другой стороне совокупность элементов мира, познание которых возможно чисто эмпирическими методами, существующими в науке, т.е. наблюдением и описанием, с последующим их регистрированием. Свою социальную значимость, наполняемость содержанием, большинство людей понимают почти натуралистически.
Психологически такая позиция может быть объяснена простым фактом, что каждый воспринимает себя как единственное и неповторимое существо. Попробуй тут поспорить. Обыватель может даже задуматься над вопросом, каким это образом его структура элементов, составляющих его живое функционирующее тело, ощущает себя именно как себя, как «Я». И, благодаря этому вопросу, чуть ли не встанет рядом с одним из основоположников позитивизма, т.е. с Э.Махом.
С точки зрения социальных отношений натуралистическая позиция индивида в деле самообнаружения находит свое оправдание через систему посредников, услуги которых в состоянии оплатить экономически состоятельный индивид. И тут тоже лучше не спешить спорить, ибо можно в ответ получить аргумент, который ничего общего не имеет ни с наукой, ни даже со здравым смыслом. Так же как невозможно объяснить обывателю, что индивид (синоним понятия вещи, неживого атома, единичного) не перестает быть индивидом, даже если он будет обладать всем вещным богатством, которое возможно себе представить. И только позитивист может утешить индивида словом функция, которую выполняет практически любой частный собственник средств производства, ибо с барского плеча передает в пользование эти самые средства производства тем, кто может их использовать по их прямому назначению, т.е. как жизненные средства труда.
Но такой ли уж непреодолимой перегородкой изолирован индивид от особенных и всеобщих форм деятельности, форм отношений? От того, что индивид не знает диалектику единичного общего и особенного, это не означает, что она скрыта от него за семью печатями. «…отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное тысячами переходов связано с другого рода отдельными (вещами, явлениями, процессами) и т.д.» (4. с. 318). Получается, что в индивиде, как в единичном, скрыты и особенное и общее.
Особенное в индивиде и есть та специфическая форма деятельности, которую осуществляет тот или иной человек в силу существующей системы разделения труда, места и роли, которую он занимает в ней. Особенное и есть в нем те способности, т.е. общественно необходимые и полезные навыки, благодаря которым конкретный человек представляет себя в обществе. «Единичное, таким образом, реализует многообразие в единстве и является необходимой формой развития действительности. При этом сохраняются и воспроизводятся развитием, получая всеобщее значение, лишь такие единичные «исключения», которые соответствуют общей тенденции развития, требованиям, заложенным во всей совокупности условий, и реализуют эти требования своей особенностью, своим отличием от других единичных. Через единичные, случайные отклонения, прокладывает себе дорогу общая необходимость, закономерность». (3. с. 103). В чем проявляется общая закономерность в развитии человека? В его универсальности, которая является специфическим свойством человека, развившейся в нем благодаря предметно-преобразующей деятельности, т.е. труду.
Вот тебе и раз, но сегодня такую деятельность осуществляет далеко не каждый человек, следовательно, многим не дано стать личностями. А если человек рано или поздно полностью передаст силам природы процесс воспроизводства всех необходимых жизненных средств, создав замкнутые технологические производства с автоматизированными системами управления, то не видать нам личность с развитыми универсальными мыслительными способностями.
Можно было бы сетовать на недостижимость идеала, если бы не одно важное обстоятельство, которое многие люди, за редким исключением, не замечают. И не удивительно, себя-то мы меньше всего видим в качестве собственного объекта воздействия. Ведь человеческое тело изначально рождается как тот самый естественно-природный предмет, который для нас и является материалом для предметно-преобразующей деятельности.
Сделать из неумелых верхних конечностей ребенка руки, которые приобретают способность действовать по форме и логике любого другого культурного тела, разве это не труд? Сделать глаза, уши и другие органы ребенка теоретиками, разве это не труд? Разве для этого труда мы не используем другие орудия труда, начиная с соски, погремушек и иных предметов культуры, кончая сложными приборами и предметами для развития особенных и универсальных способностей человека? Разве мы не создаем и не совершенствуем такие инструменты, как речь, слово, логику, посредством коих совершенствуем способность воспринимать мир с точки зрения красоты (эстетики), нравственности, права, религии и т.п.?
Человек до сих пор генетически устроен так, что ему ходить на четырех конечностей удобнее, чем на двух ногах. Насильственно ломая этот природный способ перемещения, мы используем множество предметов, отвлекая руки человека от функции хождения. Разве в этом мы не преодолеваем сопротивление человеческого тела, делая его сначала прямоходящим, а потом приспосабливаем его к тем или иным сложным формам поведения и деятельности, превращая его, тем самым, в особенное человеческое существо?
И, наконец, сам ребенок разве не участвует в процессе превращения своего естественно-природного тела в тело культурное? Разве ему самому не приходится преодолевать сопротивление, как своего тела, так и тела взрослого, то заблуждаясь при этом, то находя верное решение?
Вот и получается, что мы не осознаем себя и как главный предмет нашего труда и как универсальное орудие воздействия на самих же себя через преобразование внешнего мира. Мы забываем, что являемся не только средством, но и целью жизни. Этот самый предмет труда, и этот сам труд, в котором мы сами себя творим, останутся с нами навсегда, как бы мы не совершенствовались и не видоизменялись. В отношении самих себя мы совершаем ту самую предметную деятельность, благодаря которой и происходит движение вовне и вовнутрь себя. Другими словами, происходит превращение своих способностей, т.е. воплощение своего духа в предметы, и превращение предметов в собственное я, как совокупность человеческих способностей. Вот и вся разгадка, почему труд является всеобщей основой становления человека для каждого и всех, независимо от того, кто и чем занимается реально в жизни — пишет стихи, учит, учится, делает станки, занимается спортом или политикой. В труде и в становлении личности с универсальными мыслительными способностями, проблема единичного снимается.
Использованная литература:
- В. Гете Избранные философские произведения. М. «Наука». М. 1964 г. стр. 376.
- Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. – 2-е издание. доп. – М.: Политиздат, 1984, с. 45.
- Ильенков Э.В. Единичное. Философский энциклопедический словарь в 5-ти томах, т. 2. М. Советская энциклопедия, 1962 г. с.103.
- Ленин В.И. К вопросу о диалектике. Философские тетради. ПСС т. 29, М. Политическая литература, 1977 г., с. 318
Данный научный доклад опубликован в сборнике материалов ХVΙ Международной научной конференции «Ильенковские чтения», приуроченных к 90-летнему юбилею Э.В. Ильенкова, и проведенной совместно с Современной гуманитарной академией, Философским обществом «Диалектика и культура», Общероссийским общественным движением «Альтернативы», Александровским институтом Хельсинкского университета (Финляндия), журналом «Historical Materialism» (Великобритания). Москва, 10–12 апреля 2014 г., с. 291-297.
