Современная гуманитарная академия
Философское общество «Диалектика и культура»
Общественно-политический журнал «Альтернативы»
Восточное Отделение Казахстанского Философского Конгресса (Казахстан)
Александровский институт Хельсинкского университета (Финляндия)
Э.В.Ильенков и проблема человека в революционную эпоху. Материалы XIX Международной научной конференции «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ» (Москва, 20-21 апреля 2017 г.) М., Изд-во СГА, 2017.
Под общей редакцией д.ф.н. Мареевой Е.В.
Редакционная коллегия:
д.ф.н. Лобастов Г.В.
д.ф.н. Мареев С.Н.
д.ф.н. Майданский А.Д.
д.ф.н. Иващук О.Ф.
В сборник материалов включены доклады и выступления очных и заочных участников XIX Международной научной конференции «ИЛЬЕНКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ». Тема конференции «Э.В. Ильенков и проблема человека в революционную эпоху». На конференции обсуждались общеметодологические проблемы субъекта истории и противоречивости общественного прогресса, диалектики революционного творчества и преодоления отчуждения во всех его исторических формах. В свете 100-летнего юбилея Октябрьской социалистической революции значительная часть докладов была посвящена исследованию природы современного капитализма, диалектики формального и реального обобществления и противоречий построения социализма в СССР.
ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ
Мареев С.Н. (Москва)
Либерализм и демократия, или почему Ильенков не либерал
Есть такая тенденция подверстывать Эвальда Ильенкова под какие-то модные представления. Например, есть мнение, что Ильенков — ученик Абрама Деборина. О том, что это не так, я уже писал. Но вот до меня дошли слухи, что Ильенков — либерал. Основной принцип диалектического метода, которого держался и Ильенков, заключается в том, чтобы понимать всякий предмет и явление в его своеобразии. И всякое подведение под какие-то абстрактные категории противоречит этому методу. Тем более это касается Ильенкова, своеобразие которого настолько ярко и контрастно, что применение к нему метода субсумпции резко этому противоречит.
Ильенков — не либерал, Ильенков — демократ. И эту разницу между демократией и либерализмом даже люди благонамеренные плохо понимают и часто смешивают. Но русские писатели, которые критиковали либерализм в ХIХ в., делали это именно с позиций народной демократии. Один из персонажей И. Тургенева в романе «Отцы и дети» выражается так: люблю комфорт жизни, и это не мешает мне быть либералом. И городничий в «Ревизоре» Гоголя ругает «либералов, щелкоперов проклятых».
Дело не в том, что комфорт порочен сам по себе. Но пользоваться комфортом, когда большинство твоего народа живет, скажем мягко, совсем не в комфортных условиях, а проще говоря в нищете и невежестве, не очень хорошо. Ильенков, скажем сразу, не то что презирал комфорт, но он был, скорее, к нему равнодушен. По своим нравам и привычкам он был подлинный демократ. И никак не либерал. Но что же такое либерализм и демократия по сути?
Либерализм исторически возник, прежде всего, как английское явление и изначально означал свободу хозяйственной деятельности, и, соответственно, свободу частной собственности. Его идейными основоположниками, как известно, были Джон Локк, Давид Юм и Адам Смит. В целом это было антифеодальное движение, а потому стало выражением буржуазной демократии. Но уже к концу ХVIII в. происходит явное раздвоение единого общедемократического движения — на собственно либерализм и демократию. Происходит это внутри Просвещения. И персонально оно выразилось в антагонизме двух известных фигур — Вольтера и Руссо.
Жан-Жак Руссо — республиканец и демократ. И свои демократические взгляды он проводит последовательно и неукоснительно во всем своем учении. «От большинства современников, — писал о нем известный советский философ В.Ф. Асмус, — в том числе самых передовых, Руссо отличает прежде всего плебейско-демократическая точка зрения на все явления жизни и культуры. Руссо не только буржуазный демократ в широком смысле этого слова, обнимающем равно фабриканта и купца, крестьянина и рабочего. Демократизм Руссо — демократизм мыслителя, выражающего интересы бедной, угнетенной, униженной части общества» [Асмус 1984, с. 86-87].
Надо отметить, что Руссо был демократом не только по убеждению, но и по образу жизни. Он, например, принципиально не носил кружевного белья и золотых украшений. Демократом он был и в своей теории воспитания. Либерал Вольтер тоже выступал как противник деспотизма и церкви. «Раздавите гадину»: это он про церковь. Какой нынешний либерал на это осмелится? Но Вольтер презирал бедных. «Меня особенно возмущает, — писал о нем Руссо, — презрение, с каким Вольтер при каждой возможности говорит против бедных» [Асмус 1984, с. 90].
Именно отношение к бедным разделяет либерализм и демократию. Демократы хотят ликвидировать бедность. Либералы прибегают к «антропологии» и доказывают, что неравенство людей лежит в «природе» человека. Выходит, что всегда будут бедные и богатые. И бедным можно только помочь в их бедности за счет благотворительности. Так разделились либерализм и демократия в ХIX и ХХ вв. И в основном это продолжается до сих пор.
Разворот либералов против низового народа описал Александр Герцен, который был свидетелем этого разворота. «Либералы всех стран, — писал он, — со времени Реставрации, звали народы на низвержение монархически-феодального устройства во имя равенства, во имя слез несчастного, во имя страданий притесненного, во имя голода неимущего; они радовались, гоняя до упаду министров, от которых требовали неудобоисполнимого, они радовались, когда одна феодальная подставка падала за другой, и до того увлеклись наконец, что перешли собственные желания. Они опомнились, когда из-за полуразрушенных стен явился – не в книгах, не в парламентской болтовне, не в филантропических разглагольствованиях, а на самом деле – пролетарий, работник с топором и черными руками, голодный и едва одетый рубищем. Этот «несчастный, обделенный брат», о котором столько говорили, которого так жалели, спросил, наконец, где же его доля во всех благах, в чем его свобода, его равенство, его братство. Либералы удивились дерзости и неблагодарности работника, взяли приступом улицы Парижа, покрыли их трупами и спрятались от брата за штыками осадного положения, спасая цивилизацию и порядок!»[Герцен 1986, с. 40].
И как тут не вспомнить Гершензона, который, после событий 1905 г., заявил: мы должны быть благодарны правительству за то, что оно штыками своими охраняет нас от гнева народного. Либеральная интеллигенция предала свой народ в 1905 г., удовлетворившись октроированной конституцией. Предала она его, в лице кадетов, меньшевиков и правых эсеров в 1917 г. Буржуазия при поддержке всего народа свергла монархию. Но когда низовой народ, пролетарии и крестьяне в солдатских шинелях потребовали свою долю, буржуазное Временное правительство ответило расстрелом Июльской демонстрации. Но, по счастью, время было другое и народ другой, и ему впервые удалось победить не только монархию, но и либеральную буржуазию. И эту драму либеральные историки не могут понять до сих пор, сваливая всю вину на бедный народ.
Народ рассматривается и сегодня либеральной «элитой» в лучшем случае как «призераемый». Но это русское слово то же самое, что и «презираемый». В России существовали дома общественного призрения. И туда поселяли всяких убогих, чтобы они, как говорится, не мозолили глаза чистой публике. Об этом замечательно написал русский демократ Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. «…Не надо упускать из вида, — писал он, — что культурному человеку, взлелеянному на лоне эстетических преданий, всегда присуща некоторая гадливость. Понять нужду, объяснить себе происхождение лохмотьев и бескормицы не особенно трудно, но очень трудно возвыситься до той сердечной боли, которая заставляет отожествиться с мирской нуждой и нести на себе грехи мира сего. Тут и художественные инстинкты, столь могущественные в других случаях, не помогают. Или, вернее сказать, помогают наоборот, то есть вселяют инстинктивный страх и непреодолимое желание избежать зрелища нищеты. Обыкновенно это последнее желание формулируется более или менее прилично: всем, дескать, не поможешь и всей массы бедности не устранишь! Но понятно, что это – только отговорка, на которую возможен один ответ: пробуй, делай, что можешь, или уйди, не блазни, не подавай камня там, где нужен хлеб»[Салтыков-Щедрин 1988, с. 318].
Если один мужик двух генералов прокормил, то неужели два генерала не могут прокормить одного мужика? Но тут не благотворительность нужна, а нужен народ, организованный в государство, чтобы не клянчить хлеб у богатых, а взять его у богатых и накормить голодных. «Долой благотворительность голодным, — писал А. Платонов. — Да здравствует законодательство, сознание и беспощадность к сытым».
Благотворительность — это способ успокоить нечистую совесть. Как говаривали люди, вроде дедушки Данилы Прохорова из романа «Угрюм-река», который в молодости с кистенем на большой дороге промышлял, в молодости много бито-граблено, в старости надо бога молить. Вот и наши нынешние прохоровы замаливают грехи девяностых годов, хотя использовали гораздо более «цивилизованные» способы отъема денег у граждан, чем архаичный кистень. Но результат тот же самый: опять же бедные и опять же богатые. А благотворительность теперь называют «социальное предпринимательство», когда народу в той или иной форме возвращается часть того, что у него было отнято, этакий «трансфер».
Что касается Эвальда Ильенкова, то он никогда не презирал бедных. И если кто знал его по жизни и в быту, то мог заметить, что он дружил и общался более охотно с людьми отнюдь не знатными и не чиновными, а с людьми иногда самого нижнего слоя, часто с молодыми людьми, студентами и аспирантами, которые проявляли хоть какой-то интерес к настоящей философии. При этом у него не было ни в малейшей степени манеры поучать и наставлять, как это делал, например, либерал Генрих Батищев.
А если говорить о симпатиях Ильенкова, то он явно симпатизировал мужицкому демократу Льву Толстому и не выказывал никаких симпатий к Федору Достоевскому, которого он читал и знал, но свое отношение к нему оставил при себе. И Достоевский, конечно, либерал, который выражает свое сочувствие «бедным людям», но видит единственный выход для них в христианском квиетизме. А настоящего мужика в его литературе нет. Один мужик у него истязает собственную лошадь, что отнюдь не характерно для настоящего мужика, который все-таки бережно относится к своей рабочей скотине. Другой мужик, «мужик Марей», у него хорош лишь тем, что он барчонка пожалел. Достоевского сделали своим знаменем русские религиозные философы. Толстого же они шпыняли за его «народолюбие». Это словечко придумали, чтобы не произносить слово «демократизм». И вся русская религиозная философия, понятно, была либеральной. Потому Ильенков никогда ей не симпатизировал и ею не увлекался, как это было у либералов прошлого и настоящего.
А. Герцен сравнивает либерализм с протестантизмом. «Протестантизм, — пишет он, — суровый в мелочах религии, постиг тайну примирения церкви, презирающей блага земные, с владычеством торговли и наживы. Либерализм, суровый в мелочах политических, умел соединить еще хитрее постоянный протест против правительства с постоянной покорностью ему»[Герцен1986, с. 394-395]. Бунт на коленях — вот позиция либералов, которые и у нас сегодня, подобно Жириновскому, умеют хитро сочетать якобы протест против правительства, хотя никогда не выступают персонально против первых лиц, с сервильностью и презрением к народным низам.
Демократия бывает разная. Бывает демократия непосредственная или прямая, как это было у греков, бывает представительная, как у нас сейчас и в большинстве стран мира. Бывает социалистическая демократия. А бывает демократия как умонастроение, как психология, в конце концов. Это просто уважение к своему народу и народу вообще, и прежде всего к людям труда, к народным низам. И, как сказано, во втором послании апостола Павла к коринфянам про бедное семейство Стефаново, «будьте и вы почтительны к таковым и ко всякому содействующему и трудящемуся» (глава 16, ст. 16).
Христианство поначалу было демократическим и было движением низов римского общества. Но эта демократия, как и нынешняя, сочеталась с признанием отношений рабства и господства. Тот же Павел пишет в Первом послании к Тимофею: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение» (глава 6, ст.1). Вот и нынешняя христианская демократия у нас сочетается с почтением к олигархам и презрением ко всему советскому. Хотя Христос говорил, что скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем богатый войдет в царствие небесное. А нынешние «верблюды» дают хорошую взятку привратнику рая Павлу и проходят в «царствие небесное» через распахнутые двери. Современному христианству не по силам преодолеть индивидуализма и эгоизма членов «гражданского общества».
Точка зрения либерализма на человека и общество – индивидуализм. Индивидуализм либералами был противопоставлен феодальной корпоративности, когда каждый индивид выступал как член той или иной корпорации и должен был считаться с корпоративной моралью. Это была ограниченная, но все-таки форма коллективности. Либерализм противопоставил индивида всему обществу. Только собственный интерес может заставить человека вступать в какие-то общественные отношения. Поэтому все отношения в буржуазном, или гражданском, обществе принимают отчужденный характер. Руссо противопоставлял индивидуализму коллективизм и народ, объединенный в государство – республику. Правда, история показала, коллективизм в тех условиях мог быть только принудительным. А это оборачивается деспотизмом коллектива по отношению к личности.
Либерализм понимает человека как индивида. Индивид в логике является элементом троицы: род, вид и индивид. Отсюда родовое понимание человека: человек не общественное, а родовое существо. Но род и вид — это биологические понятия. Поэтому либерализму свойственен неистребимый биологизм в понимании человека и личности. И индивидуализм, и его более резкий вариант – эгоизм, оправдываются либеральной философией как продиктованные неистребимой животной природой человека. Но вся трактовка человеческой сущности и человеческой личности у Ильенкова анти-индивидуалистическая и потому анти-либеральная.
Понятно, что советский либерализм был вынужден считаться с официально принятой марксистской версией сущности человека и личности и потому выработал компромиссную версию – био-социальную сущность человека. В последние советские годы такова была общепринятая, можно сказать, официальная версия. А потому Ильенков с его общественной сущностью человека оказывался как бы за бортом официальной идеологии. Оттого положение Ильенкова в официальном советском обществе было весьма странным, которое можно выразить только известным выражением: свой среди чужих, чужой среди своих. Но против биологизма в понимании человека в любой его версии он выступал всегда и во всех работах, так или иначе касающихся человека, в том числе и в педагогике.
Ильенков был против школ для одаренных детей, потому что это уже предполагает селекцию. На каком основании? Как показывает нынешняя практика, основанием являются материальные возможности родителей. Хотя это оправдывалось, и продолжают оправдывать особыми «генами» родителей, т.е. биологически. И это опять же либерализм, а вовсе не демократия.
Наконец, Ильенков до конца оставался марксистом и коммунистом. А если это так, то уже поэтому он не мог быть либералом, потому что коммунизм и либерализм — несовместимые вещи. Коммунизм растет из низов. И потому он есть последовательное выражение демократии. Антикоммунизм в любом случае недемократичен.
Интересно, что Герцен видел в историческом явлении коммунизма, как и Маркс, выражение движения низов. «Коммунизм, конечно, — пишет он, — ближе к массам, но доселе он является более как негация, как та громовая туча, которая чревата молниями, разобьющими существующий нелепый общественный быт, если люди не покаются, видя перед собою суд божий»[Герцен 1985, с. 466]. Сравни у Маркса: «энергический принцип ближайшего будущего».
Философия либерализма – позитивизм, который отказывается от понимания сущности вещей. Исторически он проявился как скептицизм Юма, хотя уже у Локка, которого обычно считают материалистом, имеются агностические элементы. Либерал говорит: кто знает, что есть истина, что есть справедливость, все субъективно. Поэтому Ильенков и считал, что позитивизм — самая вредная философия, вернее анти-философия. И последняя книга Ильенкова была посвящена как раз критике позитивизма. Именно поэтому она была воспринята либеральной публикой крайне негативно. Это было уже время, когда даже бывшие друзья и последователи Ильенкова перешли на позиции «открытого общества» Поппера.
И последнее. Либерализм — это космополитизм. Демократия всегда национальна, поскольку это народные низы. Именно по этому основанию и столкнулись либерализм и демократия в России в ХIXв. Демократия в России была замешана на православии и соборности. И демократ Ильенков никогда не помышлял покинуть Россию и перебраться в благополучную и сытую Европу, или в Америку. Он был советским и русским патриотом.
Литература
- 1.Асмус В.Ф. Историко-философские этюды. М.: Мысль, 1984.
- 2.Герцен А.И. С того берега // Герцен А.И. Сочинения в двух томах. Т.2, М.: Мысль, 1986.
- 3.Герцен А.И. Концы и начала // Герцен А.И. Сочинения в двух томах. Т.2, М.: Мысль, 1986.
- 4.Герцен А.И. Из дневника 1842—1845 гг. // Герцен А.И. Сочинения в двух томах. Т.1, М.: Мысль, 1985.
- 5.Салтыков-Щедрин М.Е. Убежище Монрепо – 01 //Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в десяти томах. Том 6. М.: Правда, 1988.
